Николай Инодин - Замочить Того, стирать без отжима [СИ]

Собравшийся мусор просто выводит меня из себя. Накрыл его парой одеял.

Запустил реактор в рабочем режиме. Теперь у меня море энергии, подключил все системы жизнеобеспечения: обогрев, кондиционирование и вентиляцию. Принял горячий душ. Интересно, они там по-прежнему умываются в ручейке? «Мы сразу назначим вас директором вычислительного центра!» — идиот с неадекватной самооценкой. Я сам нашёл себе вычислительный центр. При необходимости могу годами наружу не высовываться.

Интересно, как продвигаются их планы по завоеванию мира? Сходить, что ли, посмотреть? Начинает сказываться информационный голод. Скорее всего, моих так называемых коллег янки уже развешали на деревьях. Всё-таки против передовой державы несколько десятков человек, пусть даже с самым совершенным оружием, это ничто, исчезающе малая величина.

А у меня в руках шестнадцать межконтинентальных ракет с разделяющимися боевыми частями, цели которым я могу указать по собственному выбору. Нет, я не собираюсь их запускать. Но должен признаться — ощущать себя тем, кто способен нажатием кнопки перезапустить на планете цивилизацию, мне нравится.

Джонни Гуляка никогда не считался хорошим хозяином. Ферма ему в наследство досталась неплохая, отец его, Билл Не стой на дороге, в своё время изрядно попотел, но выжил с приглянувшегося куска земли целое поселение краснокожих. Всё у Билли было – и земля, и воды вдоволь, и постройки, даже строевой лес покупать не требовалось. Да только не было у Билли желания работать в поле. Джонни любил виски и весёлые компании. Плясал он лучше всех в округе, и подружек у него хватало. За ферму предлагали очень неплохие деньги, но мать упёрлась, а спорить с ней Билли с детства не решался. Приходилось пахать и сеять, но уж если парень срывался в загул, то на ферму не возвращался неделями.

Последний раз Билли вернулся из Фриско две недели тому назад. Тогда он видел Ма и всех четырёх сестёр в последний раз, у задней стены курятника. Пять тел валялись сломанными куклами, над их лишёнными кожи черепами жужжали целые тучи мух.

От сараев и дома — добротного, крепкого дома, осталась груды углей, над которыми кое-где поднимались ещё струйки дыма. Индейцы ещё бродили по пожарищу, даже похоронить своих Джонни не смог.

В своей беде Гуляка был не одинок. По всему штату краснокожие и мексиканцы вышибают у настоящих американцев землю из-под ног. Виноватых искать долго не требовалось — краснокожих из резерваций и мексиканцев спустили с цепи иностранцы в странной одежде со странным оружием.

Настоящие американцы на нападение реагируют одинаково — хватаются за оружие. Крепкие парни и мужчины собирались в отряды, выбирали командиров и шли наводить порядок, не дожидаясь посланной из Вашингтона армии. Их было несколько сотен — крепких загорелых парней, привычных к обращению с «кольтом» и «винчестером». Сначала всё шло отлично: перестреляли несколько индейских шаек, развесили по деревьям два десятка распоясавшихся пеонов. Казалось, ещё день-другой и порядок в округе будет восстановлен. Потом пришли эти, в пятнистом. Бой, который правильнее было назвать бойней, длился минут десять, потом те из парней, кто ещё мог стоять на ногах, начали разбегаться. Удалось не всем.

Джонни и ещё трое регуляторов выжили потому, что не пытались прорываться к лошадям. Ползком, сбивая локти и колени, ушли в горы, и вот уже вторые сутки пробираются на восток, избегая торных дорог.

Вечером Сид подшиб камнем жирного кролика. Жечь огонь в темноте парни не рискнули, жарить мясо решили с восходом солнца. Огонь развели в расселине, под корнями большой сосны, дым рассеивался в густой кроне, чёрта с два кто-то сумеет его разглядеть. Пока Майк, взявшийся испечь мясо, колдовал над углями, остальные сидели в кустах, выглядывая приближение неприятеля.

— Джонни! — тихонько одёрнул Гуляку Сид, — Смотри!

Из неприметной расселины в сотне ярдов от них выбрался человек в странной одежде. Молодой, белый, темноволосый. Огляделся по сторонам и довольно беспечно двинулся в сторону побережья. Ему, видно, казалось, что он ловко крадётся, да только ученик воскресной школы, пробираясь в сад к преподобному, делает это во много раз лучше.

— Сид, ты думаешь то же, что и я? — одними губами спросил Джонни.

— Ясное дело. Это один из них.

— Берём?

— Конечно берём. У меня к этим ублюдкам накопилась масса вопросов. Как ещё я смогу их задать?

Чужой даже за свой хитрый пистолет не успел схватиться, был уложен рожей в землю, связан и оборудован надёжным кляпом из собственной шапки. Сразу говорить с ним не стали — так, пнули несколько раз, для порядка, и пошли перекусить.

— Сперва разберёмся с тем кроликом, который попался первым, — сказал парням Джонни.

Оказывается, когда тебя бьют ногами, обутыми в тяжёлые сапоги, не разбирая, куда придётся очередной удар, это больно, но такую боль ещё можно терпеть. Когда тебя хватают за собранные в хвост волосы, запрокидывают голову и плюют в лицо, стараясь попасть тягучей мерзкой слюной в рот или глаза, это унизительно, хочется выть от собственного бессилия и беспомощности, но это ещё человеческие эмоции. А вот когда раскалённое докрасна лезвие ножа прижимают к гениталиям, человек в тебе исчезает совсем, остаётся лишь визжащее, воющее, бьющееся в невыносимой муке животное. Единственное желание — прекратить ЭТО любым способом — умереть, исчезнуть, испариться или впитаться в землю. Мука бесконечна, даже если для палачей проходит секунда-другая.

Я готов был рассказать им всё, что они пожелают услышать, сделать всё, что они потребуют. Только они ничего не спрашивали, эти неотёсанные, полуграмотные американские парни. Они старательно причиняли мне боль, силясь максимально растянуть процесс, потому что им нравилось видеть мои мучения. Я оказался в роли кошки, угодившей в лапы малолетних живодёров. Большой, потрясающе живучей кошки, которую можно терзать долго-предолго, причём никакая тётя Полли не вступится за несчастное животное, разогнав мучителей палкой.

Когда я уже неспособен был даже хрипеть, они бросили моё обгадившееся и обмочившееся тело под ближайшим кустом, и пошли стрелять из трофейного пистолета, поленившись проверить, хорошо ли держатся верёвки на руках и ногах.

Я слышал их вопли — они подстрелили кролика, подранок убежал, они погнались за ним…

У меня появился шанс. Верёвка на руках здорово ослабла, пока я бился у костра, а может, обгорела — руки точно были обожжены. Я распутался. Подобрал камень с острым краем, освободил ноги и на четвереньках пополз обратно — к субмарине.

Хорошо, что ползти было не слишком далеко. Ещё сотня метров, и они догнали бы меня, а так люк захлопнулся прямо перед их злобными рожами. Они били по корпусу камнями, стреляли… Тупые придурки.