Майк Гелприн - Богатыри не мы. Устареллы

Морег осторожно шагнула вперёд. Край ботинка коснулся кромки воды. По поверхности озера пробежала лёгкая рябь.

– Попрощалась? Нас уже ждут, Морри. Пора.

Она обернулась. Грейс в чёрном вдовьем платье, которое висело на ней, как на вешалке, – всё-таки у добрейшей матери Чарли была совсем другая комплекция, – стояла, прикрывая глаза от солнца левой рукой. Правая до сих пор висела на перевязи.

– И не страшно тебе? – спросила она, подойдя поближе. – У меня мороз по коже от этого места.

Морег медленно помотала головой.

– Он бросил меня, – проговорила она. И вздрогнула: за последнюю неделю она отвыкла от звука собственного голоса.

– Не сегодня, – жёстко сказала Грейс. – А уже давно. В тот день, когда решил, что мёртвая жена важнее двух живых дочерей.

– И я теперь одна.

– Это уж тебе решать. Я не стану врать, что жизнь всегда прекрасна. Но, Морри, она бывает прекрасна – и, как по мне, этого достаточно, чтобы не спешить на ту сторону. И даже у самых гнусных и никчёмных живых есть то, чего лишены лучшие из мёртвых. Право на выбор и право на надежду. У тебя есть семья. Я и Вэл. Обе – не подарок, знаю…

– Но надо играть теми картами, которые выпали?

– Именно. А не опрокидывать стол и уходить в ночь. Кстати, это какой-то семейный фольклор, про карты?

Морег слабо улыбнулась.

– Теперь, наверное, да, – сказала она. – Идём уже. А то замёрзнешь.

И пошла – не оборачиваясь, оставляя озеро за спиной.

Навсегда.

Серая вечерняя морось дождя неохотно выпустила из себя очертания Старгорода. Издалека доносилось вялое переругивание полицейского и мелкого торговца, пытающегося протащить за городскую стену товар с минимальной пошлиной.

– Пора расплачиваться, стал-быть, – заявил возница, пухлый неопрятный бородатый мужик в зипуне на пару размеров больше, чем надо.

Он отпустил паровой рычаг, и его старая разбитая телега, работающая даже не на угле – на дровах, сразу же начала подергиваться, грозя заглохнуть. Выглядела она так же, как и хозяин, – видавшая виды повозка, без верха, набитая прелым сеном, с ржавой трубой, через которую древним двигателем выплевывались клубы сизого дыма.

– Да ладно, мужик, ну честно. – Ксюха устало глянула на него, чуть наклонив голову налево. – Ты же сам минут двадцать упрашивал меня, чтобы я села к тебе. Называл Солнышком, говорил, что скучно, что уснешь в дороге и съедешь в канаву. Какая плата?

– Ну хоть ручкой подергай, а? Что тебе, девка, сложно, что ли?

– Допрыгался, кузнечик, – констатировал Моисей, спрыгивая с телеги. Та даже не вздрогнула – впрочем, в дорожной грязи, куда он ступил с размаху, тоже следов не появилось.

– Мой, мой! – взвизгнула Алевтина. – Мэри, ну скажи ему, что моя очередь!

Вокруг телеги, на которой сидели возница и Ксюха – крепкая девка чуть младше двадцати, в сером кожаном плащике поверх плотного темно-синего платья и в кожаных же сапожках, кружили четыре совершенно нереальных, неестественных для этого места существа.

Маленький, едва ли в локоть вышиной Моисей – белобрысый человечек в нарядном зеленом костюме с золотыми пуговицами и ремнем, крепко перетягивающим плотный животик.

Кряжистый, в полторы сажени ростом Лихо – с резным костяным, непрестанно кружащимся левым глазом и злым, внимательным черным правым. С первого взгляда казалось, что Лихо обнажен и зарос шерстью, но если приглядываться, – то на нем по всему телу висели короткие черные лохмотья кожи, в том числе и на лице, и на ладонях.

Худощавая до болезненности, ростом в сажень Мэри – аккуратная седая старушка со светло-голубыми глазами в старинном платье с корсетом, иногда просвечивающая насквозь.

И полногрудая красивая девка с узкой талией и пышными бедрами – Алевтина, в набивном многоцветном сарафане. Её внешний облик портил только цвет кожи, явственно отдающий в синеву.

Возница, в отличие от Ксюхи, эту интересную компанию не видел и не слышал.

– Козла этого отдаем Альке, – веско сказал Лихо. – Сам нарвался.

Ксюха тяжело вздохнула и спрыгнула с телеги. Под ее сапогами грязь раздалась – именно здесь в мощенной деревом дороге была глубокая выемка, в которую ноги погрузились по щиколотки.

Алевтина заливисто засмеялась, и на этот раз возница то ли услышал, то ли почувствовал что-то.

– Эй, что это? – неуверенно крикнул он.

Ксюха, обращая на него внимания не больше, чем на мелкий надоедливый дождь, шла в сторону южных ворот Старгорода. На лице ее отражались одновременно обреченность и решимость.

Но когда позади что-то хлюпнуло, а затем раздался короткий вопль, мгновенно переходящий в бульканье, девушка вздрогнула и втянула голову в шею.

Через пару минут Ксюха была уже около ворот, а ее догнала удивительная четверка. Животик Алевтины сильно раздался, а на щеке виднелся размазанный потек крови.

Полицейский в воротах увидел только Ксюху. Занятый разборками с торговцами, он спокойно принял влажную купюру, подготовленную заранее, и кивнул – мол, проходи.

Город бушевал, несмотря на поздний час, – в деревне в это время уже все или спят, или цедят у целовальника предпоследнюю – а она всегда предпоследняя, все же понимают.

Играли на каких-то странных громадных балалайках трое парней, а в их музицирование вклинивалась затейливой мелодией дудочница – и в мятой шапке на мокрой мостовой мерцали мелкие монетки.

Сидели на нескольких двухколесных паровых машинах бородатые мужики в кожаных зипунах с массивными перстнями на руках, потягивая медовуху, смеясь шуткам друг друга и время от времени лапая млеющих рядом с ними девок, чьи юбки едва-едва прикрывали колени.

Бродил с щеткой на длинном древке старый хазарин. – И о, диво дивное! – подметал улицу! Ксюха про такое слышала, но, пока не увидела лично, поверить не могла.

А еще вокруг было множество торговцев. Некоторые держали лавки, другие расположились с лотками по обе стороны дороги, третьи ходили прямо в нарядной и слегка пьяной толпе, выкрикивая название своего товара.

– Я давно говорил, нам в город надо! – взвизгнул счастливый Моисей.

– Ты всю дорогу твердил, что надо обратно в капище и под корягу , – срезала его бесцветным и заунывным голосом, наводящим на мысли о тщетности бытия, старая Мэри. – Это Лихо сюда рвался .

– И был прав, согласитесь.

– Да , – ответила Мэри.

– Да, – подтвердил Моисей.

– Да, – весело расхохоталась Алевтина. Ее живот уже умялся, и талия вновь выглядела осиной. Только вот размазанный потек крови на щеке никуда не делся.

– Нет, – глухо сказала Ксюха – единственная, кто видел и слышал этот разговор. – Нет.