Майк Гелприн - Богатыри не мы. Устареллы

– А, вспомнил, повернись, значить, ко мне задом, а к лесу передом…

– Наоборот, дурень, – дохнул ему прямо в ухо Сивка, – и погромче вели, она как пить дать глухая.

– Ладно, ладно, не учи! – Дурак приосанился и гаркнул сиплым своим басом: – Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом!

И ничего не произошло. Иван-Дурак открыл было рот, чтобы повторить заклинание, но в это же мгновение светлый прямоугольник оконца заслонил чей-то силуэт и приблизительно женский голос сказал:

– Не повернется она, Дурак, даже и не проси. Заела. Без смазки который уж год стоит.

– Что ж ты ее не смазываешь, старая, – пробурчал Дурак.

– Во-первых – нечем, а во-вторых – не такая я уж и старая.

– Не старая, зато жадная, – не унимался крестьянский сын. – Сала жалеешь…

– Умолкни, дурень, – опять одним дыханием шепнул ему Сивка-Бурка в ухо. – Курьи ноги она смазывает человечьим салом!

Иван-Дурак аж обомлел от такого известия, но отступать было некуда, позади только ночной лес с волками и лешими, а впереди – в перспективе – целое царство. Какой тут может быть выбор?

– Ладно, бабуля, – сказал он. – Отворяй ворота…

После тьмы и сырости дремучего бора изба Бабы-Яги показалась Ивану-Дураку девичьей светелкой. Он словно бы и не замечал давно не беленную печь, замусоренный пол, грубо сколоченные лавки, покрытые засаленными, сплетенными некогда из разноцветных, а теперь одинаково серых лоскутов половиками. Впрочем, может быть, тут виновато было тусклое освещение. «Светелка» озарялась лишь одинокою лучиною. Сама хозяйка – согбенная, неряшливо одетая старуха – долго возилась у широкого зева печи, шуруя в нем ухватом, что-то роняя и непрерывно бубня себе под нос:

– Не обессудь, касатик, накормлю чем Сварог послал… Не ждала я нонче гостей… Давно человеческим духом не пахло в моей избе, ох давно…

– Что есть в печи, все на стол мечи, – сквозь зевоту проговорил крестьянский сын. – Да не вздумай накормить какой-нибудь отравой!

– Что ты, что ты, касатик, – ласково проскрипела Баба-Яга. – Гостю дорогому почет и угощение, нешто я обычаев не знаю?

С натугой удерживая на длинном ухвате, она выставила на голый без скатерти стол, который не скоблили, наверное, последние триста лет, объемистый горшок с дымящейся кашей. Присовокупила к нему крынку топленого молока и каравай хлеба. А сама села в сторонке и, подперев впалую щеку костлявой рукой, стала наблюдать, как незваный гость уплетает за обе тугие щеки ее угощение.

– Благодарствуй за обед, – отложив ложку и тремя глотками опорожнив крынку, степенно отдуваясь, сказал гость. – И, кстати, привет тебе просили передать…

– Кто же это? – насторожилась лесная ведьма.

– Да… так, – смутился вдруг чудо-богатырь. – Женщина одна… Ее все Василисой Премудрой кличут…

– Знаю, знаю, – прошмакала Баба-Яга, проницательно глядя на зардевшегося гостя. – Сестрица это моя… старшая…

– Сестрица?! – изумился Дурак. – Старшая?!

– А чему ты удивляешься? – сказала, кокетливо хихикнув, хозяйка дома. – Следит за собою женщина, вот и молода… Но хватит об этом, – решительно сменила она тему, – ты лучше поведай, касатик, что тебя привело в такую даль? Неужто дома не сиделось, в тепле, в светле?

– Дома сидючи, бабуля, много ли высидишь, – вздохнул Дурак.

– Этта верно, – поддакнула Баба-Яга. – Видать, ты по делу ко мне пожаловал.

– Угадала, Ягуся, по делу. Хочу спросить у тебя, как найти дорогу к заповедному дубу, на котором сундук с Кощеевым ларцом…

– Ума рехнулся! – Баба-Яга от изумления аж подскочила, придавив хвост черному коту, что мирно почивал под лавкою, и тот своим мявом в точности повторил восклицание хозяйки, только уже по другому адресу. – Кто тебя надоумил на такое, болезный? Это ж верная погибель!

– Типун тебе на язык, ведьма! – окрысился на нее Дурак. – Чем каркать, лучше надоумь, как нам с братом и ларец добыть, и головы не сложить.

– И не проси, касатик, – испуганно отмахнулась старуха. – Не скажу. Прознает Кощей, что это я тебя на эту дорожку навела, несдобровать мне.

– Дурень ты, дурень, – вздохнул Сивка-Бурка, что подслушивал под окошком. – Не видишь, что ли, мзда ей, старой, нужна? Посули чего-нибудь, она и перестанет ломаться.

– Без тебя знаю, – пробурчал Дурак и сказал старухе: – Пособишь, Ягулечка, мы тебя не обидим, любое желание исполним. Есть у тебя желания-то еще, а?

– Есть, как не быть, – ответила Баба Яга, призадумавшись. – Надоело мне в лесу этом в вечной старости гнить. Хочу омолодиться, замуж выйти да поселиться в стольном граде, в светлом тереме. И чтобы жених достался мне богатый да знатный.

– Ну вот, – обрадовался крестьянский сын, – ты нам пособишь, мы – тебе. Как только окажется ларец в моих руках, я велю Кощею вернуть тебе молодость и приданое дать, чтобы жених нашелся хороший. По рукам?

– Погодь, ясный сокол, – сказала старуха, – не так сразу. Надоть сначала соглашение заключить, скрепленное подписями и заверенное стряпчим. Чтобы без обману.

– Надо бы, – зачесал в затылке Дурак, – да только где ты возьмешь в дремучем лесу стряпчего, да такого, чтобы язык за зубами держал?

– Это уж моя забота, касатик, – успокоила его Баба-Яга. – Я враз все организую, уж будь надежен.

Старая лесная ведьма вскочила и заметалась по избе, будто ее уже омолодили. Не успел Иван-Дурак и глазом моргнуть, как на столе появился чистый пергамен, чернильница с дохлым пауком на донышке и старое костяное стило, с кончиком, испачканным чем-то бурым. А напротив устроился за столом давешний кот, только теперь он стал вдвое больше, на голове у него появился парик с буклями, а на коротком носу круглые очки. Обмакивая стило в совершенно сухую чернильницу, кот принялся быстро строчить в пергамене, но, как ни вглядывался крестьянский сын, ничего различить не сумел.

– Что-то твой стряпчий, старая, ваньку валяет! – возмущенно сказал он. – Стилом строчит, а на пергамене ни строчки!

– Так и надо, Дурак, – назидательно произнесла Баба-Яга. – Пока подписи не поставим, невидимое не станет явным.

– Как же я подпись ставить буду, – удивился Дурак, – ежели не знаю, что там написано?

– Прочти ему, котик, – велела старуха своему «стряпчему».

Кот поправил сползающие очки и загнусавил, как заправский нотариус.

– «Я, Баба-Яга, настоящим обязуюсь предоставить в распоряжение Ивана по прозвищу Дурак меч тире кладенец, а также полные и исчерпывающие сведения о местонахождении так называемого…»

– Ладно, Ягулечка, – прервал кота крестьянский сын, у которого при слове «кладенец» загорелись глаза, – подписываю!

– Молодец! – похвалила его старуха. – Подставляй мизинец.

– Это еще зачем?

– Кровь брать буду… Да ты не бойся, – добавила она, видя, как побледнел ее компаньон, – всю не высосу. Мне она ни к чему, а вот соглашение надо обязательно скрепить кровью. Хотя чернила были бы надежнее, но таков уж обычай…