Кир Булычев - Похищение чародея (сборник)

Отец снова предложил переехать к нему.

— Не надо, — сказал Иван, — мы слишком разные люди.

— Чепуха.

— Я вчера целый час решал задачу, которую ты не смог решить в контрольной в десятом классе. И решил.

— Вот видишь, это же моя задача. И есть еще миллион задач, которые мы решим вместе.

— Ты даже не помнишь, что за задача. Ты умеешь забывать о своих провалах, а мне такой способности не дал.

И тут, когда спор грозил превратиться в ссору, вошел Дубов. Опять с авоськой, полной пакетов и бутылок. Он начал неловко и шумно целовать Ржевского, потом вспомнил, что принес гостинцы, и вывалил из сумки все на стол и принялся делить — что домой Люсеньке, а что больному Ванечке.

— Такое счастье, — повторял он, — что Ваня решил стать археологом. Люся тоже согласна, понимаешь? Он как бы подхватит эстафету, выпавшую из твоей ослабевшей руки. Жалко, что у меня нет такого сына.

— Каким еще археологом! — зарычал Ржевский.

Ниночка впорхнула в комнату, замерла на пороге, сжимая испуганными пальчиками пакет с ягодами — темно-красные пятна проявлялись на бумаге.

— Я уезжаю в экспедицию. Через две недели, — сказал Иван. — Осенью вернусь.

— Ты с ума сошел! Кто тебя пустит?

— Профессор Володин не возражает. Он даже обрадовался. Утверждает, что свежий воздух и пыль раскопов — лучшее лекарство для гомункулусов, — сказал Иван. Он сейчас был куда сильнее отца и пользовался этой силой.

— Мог бы мне сказать раньше, — произнес Ржевский.

— У нас еще две недели. Завтра принеси мне новые журналы. Я еще ничего не решил. Мне не хочется ошибаться.

— Ладно, — сказал отец, — я пошел.

Он обернулся к Дубову.

— Паш, — сказал он, — зайди потом ко мне, хочешь домой, хочешь в институт.

— Конечно, — сказал Дубов. — Нам столько есть чего вспомнить… А хочешь, я сейчас с тобой пойду? Я тебя провожу.

— Отец, — сказал вслед Ржевскому Иван, — Катя не собиралась приехать?

— С чего ты решил? — пришел черед Ржевского взять реванш.

— Так просто подумал…

— Я послал ей телеграмму, — сказал Ржевский. — Если она согласится переехать в Москву…

— Иди, — сказал Иван. — Иди, перечитывай Лизины письма. А ты, Нина, положи наконец пакет на стол, блузку испачкаешь.

Если человеку под сорок, а его все зовут Сашком, значит, жизнь не сложилась.

В четверг, с большого похмелья, Сашок осознал эту трагедию и решил начать новую жизнь.

Но новую жизнь в Москве начинать нельзя. Слишком много знакомых, которые до старости будут звать тебя Сашком и всегда готовы занять тебе очередь в винный отдел.

Размышляя так, Сашок окинул печальным взглядом неуютную комнату в общей квартире и, не поднимаясь с дивана, вытащил из-под него шкатулку покойной мамы, в которой хранились поздравительные открытки, квитанции, повестки, несколько фотографий и денежная заначка. Три дня как Сашок взял расчет на базе, где работал электриком, и должно было оставаться.

Но осталось только шесть рублей. Куда делись остальные, неясно. Сашок переворошил все в шкатулке. Пусто. Он достал фотографию. На фотографии он сам, в десятилетнем возрасте, держит за руку старшую сестру Тамару. Потом другую фотографию — на ней та же Тамара, но уже солидная, раздобревшая, с перманентом, с супругом Василием Федоровичем и сыном Колей. На обороте написано: «Дорогому брату Саше, которому всегда добро пожаловать в наш дом. Омск».

Прочтя трогательную надпись, Сашок понял, где будет начинать новую жизнь. В Омске. В доме старшей сестры и ее работящего мужа. Он отложил в сторону фотографии и шесть рублей, а остальное сложил обратно в шкатулку и спрятал на место.

В коридоре зазвонил телефон.

Сашок натянул джинсы. Но не успел выйти — послышался сварливый голос соседки:

– Не выглядывал еще. Дрыхнет… Почему да почему? Гудели они здесь до трех утра. Я уж хотела милицию вызывать. Если бы не память о его покойной маме, царство ей небесное, вызвала бы, ей-богу, вызвала. — И повесила трубку.

Сашок не сразу вышел в коридор. Он увидел на столе у окна батарею бутылок. Все пустые. Вокруг, как дрессированные собачки, стояли рюмки и стаканы. В одном оставалось. Сашок даже взял стакан в руку, но ощутил отвращение к алкоголю. Поставил стакан на место.

Одевшись, Сашок вышел на кухню. Соседка была у плиты.

— Доброе утро, тетя Клава.

Соседка сделала вид, что не слышит. Сашок не обиделся. Понимал, что сам во всем виноват.

— Кто звонил? — спросил Сашок.

Соседка так загремела кастрюлями, словно репетировала в оркестре ударных инструментов.

— Понятно, — сказал Сашок. Включил конфорку, поставил чайник. Достал сахарницу, заглянул. Пустая.

Но просить сахару у соседки не стал.

— Уеду я, — сказал он, — не буду больше тебе жизнь отравлять, тетя Клава. Слышишь?

— И куда же тебя понесло?

— К сестре поеду, — сказал Сашок. — Давно меня зовет. В Омск.

— Нужен ты ей.

— Я себя прокормлю. Специальность есть.

— Чтоб я тебе поверила!

Сашок налил в стакан кипятку, нацедил из заварного чайника заварки, там чуть-чуть осталось.

Соседка со злостью вытащила из шкафа свою сахарницу, поставила перед ним.

— Спасибо. — Сашок взял кусочек, кинул в чай.

— И правильно твоя мать сделала, что скончалась, — сказала соседка. — Чем на такое смотреть…

— Сколько билет до Омска стоит? — спросил Сашок.

— Полсотни в один конец. Как минимум. Ты что, в самом деле собрался?

— У меня шесть рублей осталось. Спасибо за сахар.

— И не думай! Нет у меня денег. Откуда деньгам быть?

— Я, тетя Клава, и не прошу, — сказал Сашок. И в самом деле — откуда у тети Клавы быть таким деньгам? А были бы, не дала.

Сашок вернулся к себе, натянул голубую куртку, кепку брать не стал. Надо было что-то предпринять. Если сегодня не уехать в Омск, хороший город, сибирский, трезвый, где тебя ждут, где тебе рады, то завтра будет поздно. Завтра засосет.

Сашок спустился во двор.

Там было почти пусто — будний день, первая половина.

Только Жора чинил машину незнакомой клиентке. «Жигуленок» стоял, разинув пасть, из пасти торчал зад Жоры, а хозяйка стояла рядом, курила и задавала вопросы.

— Привет, — сказал Сашок.

— Привет, — ответило из радиатора. Оборачиваться Жора не стал, он был углублен в работу.

— Закурить есть? — спросил Сашок.

Жора не успел ответить, как клиентка поспешила достать пачку «Мальборо», протянула Сашку и сказала доверительно, будто у постели тяжелобольного, которому Жора вырезал аппендицит:

— Не отвлекайте Георгия. Он занят.

— Вчера гудели? — спросил Жора.

— Соседка говорит, в три разошлись, — ответил Сашок.

Жора был человеком состоятельным, серьезным, и если бы они не учились когда-то в одном классе, не быть Сашку в его приятелях.