Терри Пратчетт - Стража! Стража! (сборник)

Чуть позже город изобрел более тихие и действенные способы устранения тех, чьи запросы входили в противоречие с законами, но и по сей день традиции ради на виселице висела довольно-таки реалистичная деревянная кукла. Периодически вороны, те, что поглупее, садились на манекен, вознамерившись выклевать ему глаза, и улетали с изрядно укороченными клювами.

Ваймс, тяжело дыша, подковылял к виселице.

Тот, за кем он гнался, мог скрываться где угодно. Тем более что туман наконец возобладал над скупым светом садящегося солнца.

Рядом с поскрипывающей виселицей Ваймс остановился.

Было много споров по поводу «Какая польза от публичной демонстрации, если виселица не издает зловещих скрипов?», но потом все пришли к мнению, что виселица должна скрипеть. В более доходные времена город платил какому-нибудь старику, чтобы тот дергал за специальную веревочку, однако недавно в виселицу встроили часовой механизм, который надо было всего-навсего раз в месяц заводить.

На псевдотрупе туман оседал и срывался на мостовую большими каплями.

— Снести бы ее, от греха подальше, — пробормотал Ваймс, повернулся и побрел обратно сквозь желтоватую пелену.

После минуты бесцельных блужданий он на что-то наткнулся.

Это была деревянная кукла, торчащая из сточной канавы.

Когда Ваймс вновь подбежал к виселице, то обнаружил на ней лишь раскачивающуюся и тихонько позвякивающую пустую цепь.

Сержант Колон постучал по груди голема. Ответом был громкий пустой гул.

— Как цветочный горшок, — заметил Шнобби. — И как только они ходят? Горшки горшками… Они ведь должны все время трескаться.

— А еще они полные тупицы, — добавил Колон. — Я слышал, был один голем в Щеботане, которому велели прокопать траншею, а потом забыли о нем и вспомнили, только когда траншея была полным-полна воды, потому что он прокопал ее до самой реки…

Моркоу развернул свиток и положил его на стол рядом с бумажкой, которую нашли во рту отца Трубчека.

— Он сейчас мертв, да? — спросил сержант Колон.

— Скажем так, он полностью безвреден, — ответил Моркоу, сравнивая две бумаги, лежащие перед ним.

— Отлично. У меня где-то был молот, я сейчас сгоняю за ним и…

— Нет, — отрубил Моркоу.

— Но ты же сам видел, он чокнутый!

— Вряд ли он бы ударил меня. Скорее, он хотел нас напугать.

— И у него это получилось!

— Посмотри-ка сюда, Фред.

Сержант Колон опустил глаза.

— Какая-то заграничная писанина, — с презрением фыркнул он, всем своим видом давая понять, что на свете нет ничего лучше старой доброй домашней писанины, от которой к тому же еще и чесночком попахивает.

— Ты ничего не замечаешь?

— Ну… бумажки похожи, — пожал плечами сержант Колон.

— Этот пожелтевший свиток я достал из головы Дорфла. А эта бумажка торчала во рту отца Трубчека, — сказал Моркоу. — Совпадают буква в букву.

— Ну и?

— Я считаю, эти слова написал Дорфл. Написал и вложил в рот старого Трубчека, после того как бедняга умер, — медленно промолвил Моркоу, продолжая сравнивать бумаги.

— Аргх! Фу! — выразил свое мнение Шнобби. — Мерзость какая, просто отвратительно…

— Ты не понимаешь, — возразил Моркоу. — Я хотел сказать, что он написал их, потому что знал только эти слова, он пытался помочь…

— Помочь чем?

— Ну… это как искусственное дыхание, — пояснил Моркоу. — Что-то вроде первой помощи пострадавшему. Уж ты-то должен знать, Шнобби. Ты посещал со мной семинар по оказанию первой помощи.

— Ты сказал, что там дают бесплатную чашку чая и пирожное, вот я и пошел, — хмуро откликнулся Шнобби. — Кроме того, как только до меня дошла очередь, у того, кто изображал жертву, возникли какие-то срочные дела, и он убежал.

— Это все равно что попытаться спасти умирающему жизнь, — продолжал Моркоу. — Мы хотим, чтобы люди дышали, и вдыхаем в них воздух…

Все они разом повернулись и посмотрели на голема.

— Но големы ведь не дышат, — напомнил Колон.

— Вот именно, — кивнул Моркоу. — Големы знают только одну вещь, дарующую жизнь. Слова, вложенные в голову.

Все опять повернулись и посмотрели на две лежащие рядом бумажки.

Еще раз повернулись и посмотрели на статую, что некогда была Дорфлом.

— Здесь становится холодно, — задрожал Шнобби. — Я определенно чувствую некую АУРУ! Нечто распространяется по комнате! Как будто кто-то…

— Что здесь происходит? — спросил Ваймс, стряхивая брызги со своего камзола.

— …Открыл дверь, — закончил Шнобби.

Десятью минутами позже.

У сержанта Колона и Шнобби, к всеобщему облегчению, закончилось дежурство. В частности, Колон наотрез отказывался понимать, зачем нужно проводить расследование, если есть признание. Это выходило за рамки его знаний и опыта. Получаешь признание, и на этом все. Нельзя же НЕ ВЕРИТЬ людям. Людям можно не верить, только когда они говорят, что невиновны. И только виновным стоит доверять. Все остальное — это подкоп под самые основы Стражи.

— Белая глина, — сказал Моркоу. — Мы нашли белую глину. Практически необожженную. А Дорфл сделан из темной терракоты, твердой как камень.

— Последнее, что видел старый священник, был голем, — напомнил Ваймс.

— И это был Дорфл, тут я не сомневаюсь ни секунды, — кивнул Моркоу. — Однако это вовсе не значит, что Дорфл и есть убийца. Я думаю, он появился, когда священник уже умирал, вот и все.

— Да? И с чего ты это взял?

— Я… не совсем уверен. Но я частенько встречал Дорфла. Он и мухи не обидит.

— Моркоу, он работает на бойне!

— И по-моему, это неподходящее место для таких, как он, сэр, — сказал Моркоу. — Также я проверил все доступные записи и не нашел ни одного упоминания о том, чтобы големы нападали на людей. Или совершали какое-либо преступление.

— Да ладно, — махнул рукой Ваймс. — Всем ведь известно, что… — Он запнулся. Да, командор Ваймс был циничным человеком, но с тем же самым цинизмом он относился и к собственным суждениям. — Что значит «ни одного»?

— О, люди любят рассказывать всякие истории о том, будто бы знают кого-то, у кого есть друг, дедушка которого слышал, как какой-то там голем кого-то убил. Но в этом нет ни капли правды. Големы не могут причинить вред человеку. Так записано в их шхемах.

— По крайней мере, я знаю одно: лично у меня от этих истуканов мурашки по спине бегут, — сказал Ваймс.

— И не только у вас, сэр.

— Но ты наверняка слышал множество историй о тупости големов, о том, как они сделали тысячу чайников или выкопали канаву длиной в пять миль, — не отступал Ваймс.

— Да, но, по-моему, тут нет ничего преступного, сэр. Самый обычный тихий бунт.

— Как это?

— Тупое повиновение приказам, сэр. Понимаете… кто-то орет голему: «А ну, иди и делай чайники!» И голем отправляется делать чайники. Его же нельзя обвинить в том, что он не подчинился? Зато никто не сказал ему, сколько именно чайников нужно сделать. Все считают, что големы — тупые истуканы, вот они и не думают.