Алексей Калугин - Мир-на-Оси

– Что вас не устраивает, господин Гиньоль?

– Да расслабьтесь вы, Климент Ефремович. – Гиньоль дружески, но без панибратства, хлопнул руководителя кабинета по плечу. – Все в порядке. Мы вас не подведем.

– Отлично. – Чипизудов протянул Гиньолю белую пластмассовую авторучку, на которой, красным по белому, было написано «Городской Совет».

– Этого тоже требует процедура?

– Именно.

Гиньоль сунул авторучку в карман.

– А можно моим телохранителям тоже по авторучке? – спросил Гиньоль. – В качестве сувениров.

– Нет, – отрезал Чипизудов.

– Процедура этого не требует, – с пониманием кивнул Гиньоль.

– Процедура этого не допускает, – уточнил Чипизудов. И вручил по авторучке Кимеру и Кларе. – Ваши телохранители, господин Гиньоль, останутся здесь, – он указал на небольшой полукруглый альков в стене зала. Там стоял круглый мозаичный столик и два обитых голубым атласом кресла на изогнутых ножках. – Им будет подан чай, кофе и легкие закуски.

– Ждите меня здесь, ребята, – кивнул ограм Гиньоль. – И не стесняйтесь, требуйте добавки! Выпивка и закуска за счет Бургомистра!

Довольные таким поворотом событий, огры направились в альков. А гости с папками под мышками последовали за руководителем кабинета.

Сначала они поднялись по широкой мраморной лестнице, застланной темно-синей ковровой дорожкой. Затем пересекли Зеркальный холл (стены в нем действительно были зеркальные), прошли по Зеленой галерее (которая на самом деле оказалась синей), свернули в Коридор Свиней (название историческое, не имеющее никакого отношения к нынешнему составу Городского Совета), повернули направо, налево, еще раз направо и вышли в Зал Пяти Дверей (когда-то здесь действительно было пять дверей, но одну из них заколотили за ненадобностью, так что осталось всего четыре; но не менять же из-за такой мелочи историческое название!). По стенам зала были развешаны портреты всех шестидесяти двух Бургомистров. Все лица, как одно, достойные. Все картины в дорогих золоченых рамах. Даже полный профан в живописи не мог не узнать расчетливые и точные мазки кистей Сарафанова, Ухова или Стамескина. Что ни мазок – то купюра в сто грантов. Ну, в крайнем случае, пятьдесят.

К несчастью, у гостей не было времени любоваться шедеврами живописи – их ждал ныне живой и здравствующий Бургомистр. На встречу с которым, судя по нервно подергивающейся левой брови руководителя кабинета, опаздывали они уже катастрофически.

Чипизудов распахнул перед гостями тяжелую резную дверь с золотой ручкой и жестом пригласил войти.

Они оказались в приемной с четырьмя столами, за которыми сидели секретарши, занятые, по всей видимости, какими-то очень важными, быть может, даже государственными делами. Одна исступленно колотила по клавишам вычислителя, другая, сосредоточенно вперив взгляд в лежавший перед ней еженедельник, что-то объясняла прижатой к уху телефонной трубке, третья рвала пополам лежавшие перед ней бумаги, одну за другой, и передавала обрывки четвертой, которая, в свою очередь, разрывала бумагу на еще более мелкие кусочки и кидала их в мусорную корзину. Ни одна из этих государственных девиц даже не взглянула на вошедших.

Чипизудов открыл перед гостями следующую дверь, и они оказались в другой приемной, поменьше первой. В ней размещались всего два письменных стола. И, соответственно, две секретарши. При виде гостей обе разом вскочили на ноги и в унисон запели:

– Бургомистр не принимает! Бургомистр в отъезде! Бургомистр на совещании! Бургомистр обедает! Бургомистр!..

Скорее всего, ни одна из них понятия не имела, где сейчас Бургомистр и чем он занимается.

– Бургомистр занят! Бургомистр болен! Бургомистр ушел в отставку! Бургомистр…

– Сидеть! – привычно скомандовал руководитель комитета.

И секретарши, умолкнув, опустились на свои места.

– Они реагируют на слова или просто на голос? – поинтересовался Фанфанов.

– На запах. – Чипизудов выдернул из кармана белоснежный носовой платок и взмахнул им перед носом фантаста.

Аромат был настолько необычный, что Кимер только головой удивленно качнул.

Чипизудов довольно улыбнулся.

– Особый парфюм. Изготовляется по спецзаказу, на основе старинного фамильного рецепта парфюмерным домом «Бальдини и Гренуй».

Еще раз взмахнув платком, Чипизудов собрался было уложить его в карман.

– Секундочку!

Клара поймала руку руководителя кабинета за запястье, поднесла ее вместе с платком к своему носу, сделала легкий вдох и на миг прикрыла глаза.

– Корица, перечная мята, лаванда, гвоздика, немного меда и лимона, самую малость кардамона, экзотическая пряность хуидзяо из провинции Су-кич и, вы уж не обижайтесь, господин руководитель комитета, буквально капля козлиной мочи.

– Вы работаете в парфюмерной промышленности? – удивленно посмотрел на Клару Чипизудов.

– Нет, – обворожительно улыбнулась девушка. – Запахи – это мое хобби, – и добавила то, что велел говорить ей Гиньоль: – По своей основной специальности я – революционер.

– Эволюционист, – быстро внес коррективу Гиньоль. И, наклонившись к Чипизудову, шепнул как бы по секрету: – Эти ученые такие рассеянные. Порой даже имя свое вспомнить не могут, не то что профессию.

Чипизудов с пониманием кивнул и, дабы не вдаваться в дальнейшие обсуждения темы, которая казалась ему весьма деликатной, поспешил раскрыть перед гостями следующую дверь. За которой находился уже непосредственно кабинет Бургомистра.

В ратуше у Бургомистра имелось несколько кабинетов. Четырнадцать или семнадцать. Точно он и сам не помнил. Но знал, что на все случаи жизни. Так ему говорил руководитель кабинета. Которому Бургомистр всецело доверял. Кабинет номер семь, больше похожий на просторную гостиную, использовался для непротокольных встреч. К разряду которых относилась и сегодняшняя встреча с Гиньолем.

Кабинет имел сводчатый потолок, украшенный разноцветными фресками, реконструирующими наиболее захватывающие эпизоды древней истории далеких предков нынешних центральцев. Вот – Иосиф Усатый устраивает избиение младенцев, а заодно их близких и дальних родственников, тем самым утверждая свой возведенный в закон принцип «Невиновных не бывает. Был бы человек, а статья найдется». Вот – царь Додон вершит свой мудрый и неподкупный суд; цена любого вопроса всего-то четыре процента от суммы сделки. А вот Моисей с группой соратников отправляется на покорение Синая. Восхождение на самую высокую и неприступную гору Централя заняло ровно сорок лет. И теперь представьте, каково было разочарование героев, когда на самой вершине они обнаружили каменную скрижаль с выбитой на ней надписью «Здесь был Зяма»! К чести Моисея, он не стал скрывать факт обнаружения скрижали. Благодаря ему историки до сих пор приходят в бешенство, не в силах ответить на вопрос, кто же такой этот самый Зяма? А вот Арни Шварц произносит слова, ныне известные каждому школьнику: «А все-таки он вертится!» Не многие, однако, знают, что поначалу слова Шварца были восприняты с недоумением и даже со скепсисом. Тем более что произнес он их в момент вручения ему в тринадцатый раз премии «Мистер Мир-На-Оси». Многие ломали головы, пытаясь понять, кто такой «он» и почему «он» должен вертеться? И только много позже, в своем основополагающем научном труде «О принципах движения тел, сопряженных с суперструнами» Арни Шварц объяснил, что «он» – это Мир-На-Оси. Произнеся «А все-таки он вертится!», Шварц со всей определенностью заявил, что Мир-На-Оси вращается вокруг служащей ему осью суперструны, в то время как жестко закрепленный на суперструне Додекаэдр всегда остается неподвижным. Это был переворот в науке, поскольку многие поколения до Шварца ученые были уверены, что все обстоит прямо наоборот – вращается Додекаэдр, а Мир-На-Оси – неподвижен. Зеркало свода занимала эпическая фреска, изображающая одно из важнейших исторических событий Централя – неудавшийся Октоберский пивной путч и пленение главы заговорщиков Ульянова народным героем Джеки Чаном.