Пирс Энтони - Демоны не спят

— Мы направляемся к Доброму Волшебнику, — ответила Нада. — Путь предстоит нелегкий, так что нам хотелось бы разжиться припасами и оружием.

— А почему вы не воспользуетесь зачарованной тропой?

— Это запрещено правилами. Мы должны преодолевать препятствия, а не путешествовать под защитой чар.

— Ну что ж, с первыми трудностями вы, можно сказать, уже столкнулись. Мы люди простые, грубые, чужаков не жалуем, и никакой помощи от нас вы не дождетесь. Не будь ты такой красоткой, мы бы тебе еще и бока намяли.

— Не смей так с ней разговаривать! — подал голос с экрана Даг.

Конечно, он наверняка из тех задир, которые вечно сами влипают в истории и других втягивают.

— Все в порядке, Даг, — торопливо проговорила девушка. — Они нас не тронут.

— Попробовали бы. Один такой попробовал, так от него одни уши остались.

— Что касается тебя, дух, — промолвил староста, — ты-то не красотка, и если вылезешь из своего волшебного окошка, мы с удовольствием зададим тебе хорошую трепку.

— Да сумей я оттуда вылезти, я бы тебе рога поотшиб, старый козел!

— Прошу не беспокоиться, мы уже уходим, — зачастила Нада, загораживая экран своим телом.

— Ничего мы не уходим! — возразил Даг, появляясь вместе с экраном из-за ее спины. — Мне, конечно, в кайф любоваться твоей…

Последнее слово получилось смазанным, но Нада поняла о чем речь. Будь у этого парня возможность, он непременно протянул бы с экрана руку, чтобы похлопать или ущипнуть ее за… то самое место.

— Но я не собираюсь сваливать при виде шайки деревенских придурков.

— Очень хотелось бы знать, — с угрозой пробормотал староста, в то время как угрюмые поселяне смыкались вокруг экрана, — почему это наглое привидение считает возможным нас оскорблять?

— Нет! — торопливо возразила Нада, снова пытаясь заслонить экран. — Он никого не хотел обидеть, просто не знает здешних обычаев…

Ей было не по себе, потому как ее буквально буравили похотливыми взглядами. Причем поселяне ничуть не уступали в этом Дагу.

— А вот и собираюсь! — подал голос обыкновен. — Со всей ответственностью заявляю, что деревня ваша …ая, а всем вам место в …опе!

От Нады не укрылось, что и на сей раз его слова оказались смазанными. Система могла полностью блокировать выражения, имеющие отношения к Взрослым Тайнам, если бы их попытались употребить в присутствии детей, однако таковых поблизости не было. Что же до самого Дага, то обыкновены, как правило, присоединяются к заговору задолго до того, как становятся взрослыми.

Однако досада пересилила в ней даже любопытство, и девушка отступила в сторону, сложив руки на груди. Пусть эти невежи ругаются, сколько им угодно.

— Выметайся из нашей деревни, рыло экранное! — заорал староста. — Нам тут такие проходимцы ни к чему!

— От проходимца слышу! — не остался в долгу Даг. — Мне бы век твоей физиономии не видеть, да припасы нужны. Почему бы тебе ими не поделиться — мигом от меня избавишься.

— Припасы, говоришь? — на лице старосты появилась хитрая ухмылка, — а чем, скажи на милость, ты собираешься за них расплачиваться?

Расплачиваться Дагу и впрямь было нечем, однако обескуражить обыкновена оказалось не так-то просто.

— Скажи сначала, что тебе нужно, дурила?

— Мне? Мне, да и всем нам нужно избавиться от «Цензора».

— От кого? — похоже, обыкновен все же опешил.

— Не от кого, а от чего. Это такой корабль, «Цензор» называется. Физически он встал на якорь у Перешейка, а фактически сидит на нашей Перешейке. Ввел повсюду цензуру, устанавливает для всех цензы, требует приобретать на все ли ценз ии . Дымищем своим весь воздух испоганил, ни житья от него, ни продыху. Вдобавок его мощь постоянно возрастает: сначала он нам просто досаждал, потом стал портить жизнь, а коли дело пойдет так и дальше, то и вовсе поработит.

Нада тоже удивилась услышанному, но сочла это прекрасной возможностью перевести разговор в другое русло и замять ссору.

— Но как же этот корабль взял над вами такую власть? — поинтересовалась она. — Он же на воде, а деревня на суше.

— «Цензор» стоит у берега и дымит в две трубы, а дым сносит прямо на деревню. Не простой дым: у нас от него мозги туманятся, и характер портится. Думаешь, отчего мы тут такие неприветливые — все из-за цензуры этой поганой. Наглотаешься дымища и можешь делать только то, что можно. То есть то, что «Цензор» разрешит. Тоска, а не жизнь. Такого, наверное, даже в унылой Обыкновении не бывает.

— Бывает, — возразил Даг. — Не везде, но в некоторых местах еще как бывает. Правда, обыкновенская цензура больше всего ограничивает свободу слова и печати.

— Свободой слова у нас теперь и не пахнет, дымом все провоняло, а вот свободы пищать — сколько угодно. Хочешь сказать что-нибудь не по-ихнему, а получается один писк. Одно могу сказать… — староста гневно разинул рот, но оттуда вырвался лишь высокий протяжный писк.

— Э, ребята, да вы, я смотрю, влипли не на шутку, — посерьезнел Даг. — Как же вас угораздило такое допустить?

— Так ведь хотели как лучше, чтоб, значится, детишки раньше поры не узнавали чего не надобно, чтобы брани нехорошей поменьше стало, то да се… «Цензора» этого мы сами и пригласили, а как смекнули, так уже поздно было. Просить его уйти бесполезно, а прогнать — силенок маловато. Вот и скрипим зубами, а поделать ничего не можем. Поможешь — так мы тебя припасами по уши завалим.

— Так, — принялся размышлять вслух юноша. — Должен признаться, что всякого рода цензуру я и сам на дух не переношу. Считается, что у нас ее нет, но на самом деле мы тоже затюканы всякими идиотскими правилами, указаниями и предписаниями. Помочь вам — дело святое, тем более что, как я понимаю, это и будет мое первое испытание в игре. Сделаю, что смогу, но сначала мне надо разузнать об этой посудине побольше. Например, ты тут про дым говорил он что, шибко вонючий?

— Я бы не сказал. Запах у него сладкий, даже приторный. Поначалу кажется приятным, а потом… — староста махнул рукой. — Ну сам посуди: в каком настоящем деле можно обойтись без забористого словца? Ежели ты, скажем, каменщик, а тебе напарник булыжник на ногу уронит — ты что скажешь? То-то и оно — а у любого из нас только «пи… » и получится. Или, скажем, присмотрел ты девку и хочешь назвать ейные причиндалы своими именами. Так ведь и тут дальше «пи… » не двинешься. Вот она, свобода пищать. Жуть!

— Жуть! — согласился Даг. — Как, говоришь, будет по-вашему собака женского рода?

— Пи…

— Так я и думал. Тяжелый, однако, случай. У нас в Обыкновении в некоторых землях тоже вводили цензуру из самых лучших побуждений: ради укрепления нравственности и всего такого. Кончалось это везде одинаково — люди теряли даже подобие свободы. Им навязывали правила, которые могли даже не иметь смысла, их просто требовалось выполнять. Скоро вам просто нечем будет дышать.