Пирс Энтони - Время гарпии

Неожиданно перед ней возникло облако дыма, и сформировавшийся из него рот произнес:

— Ну и дурочка ты после этого.

— А твоего мнения, Метрия, никто не спрашивал! — раздраженно буркнула Глоха.

— Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось! — фыркнула демонесса. — Я могла бы подсказать вам, как переправиться на ту сторону, но раз вы так, выкручивайтесь сами.

Дым рассеялся.

— Как насчет лозы? — спросил Трент. — Если ты укоренишься по одну сторону, а Синтия возьмется за кончик тебя по другую, то я смогу перейти, держась за тебя как за поручень.

— Превратиться в лозу? — испугалась Глоха. Мысль о том, что она может стать растением, просто не приходила ей в голову.

— Камень слишком горячий, — забеспокоилась Синтия. — Растение может завянуть.

— Горицвет не завянет, он ведь цветет, когда горит.

— И то верно, — согласилась крылатая кентаврица. Волшебник и Синтия посмотрели на Глоху. Ей эта идея не нравилась, однако, не имея предлога, чтобы отвертеться, она уже готова была сказать «да». Лишь в последний момент у нее возник вопрос:

— Как же так, ты можешь превращать лишь то, что находится в пределах твоей досягаемости, а мне, чтобы укорениться, надо находиться по ту сторону.

— Я могу превратить тебя здесь, а Синтия перенесет туда твой корешок. Кстати, надо проверить, подходящая ли там почва.

Крылатая кентаврица слетала на присмотренную для укоренения площадку и, вернувшись, сообщила, что с землей там все в порядке.

— Для растений в самый раз, летучие мыши постарались.

Укореняться в продукты жизнедеятельности летучих мышей Глохе вовсе не улыбалось, но никаких отговорок не осталось.

— Ладно, превращай, — пробормотала она, втайне надеясь, что Трент ее не услышит. Но не тут-то было: волшебник щелкнул пальцами, и крылатая гоблинша обратилась в лиану с усиками, листьями и пламенеющими цветами. При этом она испытывала определенный дискомфорт, но то был дискомфорт растения. В качестве горицвета девушка была недовольна тем, что ее корень болтается в воздухе. И то сказать: какому уважающему себя растению захочется, чтобы его выдергивали из земли с корнем?

Синтия перенесла ее через ущелье — над серединой разлома было тепло, а потом несколько прохладнее — и опустила на участок почвы, сдобренный основательно смешанным с экскрементами летучих мышей вулканическим пеплом. На вкус растения, это сочетание было просто восхитительным. Основательно и прочно укоренившись, Глоха принялась расти. Лиана поползала вдоль стены, цепляясь за выступы, и запуская усики в трещины. Выпуская на равном расстоянии один от другого листья, она вбирала тепло, что нравилось ей не меньше, чем славно удобренная землица. И вдобавок позволяло расти.

Вскоре она проделала весь необходимый путь, прочно закрепившись за стену. Нужды в том, чтобы ее держала Синтия, не было, оторвать ее от стены было не так-то просто. Особенно с учетом того, что в трещинах попадались вкусные минералы.

Как только Глоха в знак готовности помахала волшебнику усиками, он снова вступил на тропу и взялся за лиану — но тут же отдернул руку и подул на ладонь. Ползучий стебель оказался слишком горячим. Трент возобновил попытку после того, как достал из котомки толстые рукавицы.

На сей раз он смог держаться и зашагал с большей уверенностью. Ближе к центру, где уступ сузился до ширины стопы, ему пришлось вцепиться в Глоху изо всех сил, но она выпустила в стену еще пару усиков, и все обошлось благополучно.

— Спасибо тебе, — промолвил Трент, оказавшись по ту сторону. — Теперь я верну тебе прежний облик, но сначала нужно собрать всю тебя в одном месте. Тебе ведь не хочется, чтобы какие-то части твоего тела застряли в стене?

Глохе не могла не признать, что в этих рассуждениях имеется определенный резон. Синтия перелетела ров и выдернула корешок, после чего полетела вдоль стены, наматывая лиану на руку, по мере того как та отцепляла усик за усиком. Глохе этот процесс радости не доставлял: ей вовсе не хотелось расставаться с уютными, полными вкуснятины трещинами, но она подозревала, что когда вернет себя прежнее обличье, ее не порадует, если нос, палец или еще что-то останется в камне. Но зачем ей становиться крылатой гоблиншей, если быть лианой совсем даже неплохо…

Неизвестно, к чему привели бы эти рассуждения, но тут Синтия приземлилась рядом с Трентом, и Глоха стала самой собой — даже блузка и юбочка были на месте. При мысли о том, что ей чуть было не захотелось навсегда остаться растением, девушка поежилась, однако она понимала, что получила полезный опыт. По всей видимости, всякая форма жизни считала себя лучшей по сравнению с прочими. Тут было о чем поразмыслить… если не отвлекут более важные дела.

Путь продолжился. Дальше туннель шел в основном под уклон: похоже, зеленая тропа вовсе не собиралась выводить их на поверхность. Вскоре они вступили в область стала… сала… салаг… кажется сталак титей и сталаг митей. Короче говоря, в область остроконечных торчащих штуковин, которые облюбовали для себя пещеры.

— Сталактиты и сталагмиты, — проворчал Трент. — Ничего себе, такие здоровенные, и как раз там, где проходит тропа.

— Чего я никогда не могла запомнить, так это какие из них сверху, какие снизу, — заметила Синтия. — Как эти тити-мити различаются?

— Ну… — неуверенно пробормотал волшебник, — тити, как и положено, сверху, а мити… Или наоборот… — он обреченно махнул рукой.

— Невежа на невеже, — послышалось из образовавшегося перед ними дымного облака. — Никто ничего не смыслит в спелеофагии…

— В чем?

— В спелеомагии…

— Может, в спелеологии? — промолвил Трент, ткнув пальцем в так и не успевшее обрести форму облачко. Оно растаяло, оставив после себя запах серы.

— Неважно, — с сердитым видом произнесла за Метрию Глоха, и все покатились со смеху.

Назойливая демонесса исчезла, но проблема осталась. Тити-мити росли так густо, что Тренту между ними было не протиснуться. Правда, между свисавшими с потолка и торчавшими из пола остриями оставалось пространство, вполне достаточное для пролета обеих девушек, но волшебник, увы, летать не умел.

— Я начинаю задумываться о том, так ли уж хорошо быть человеком, — промолвил он.

— Беда не в том, что ты человек, — заявила Глоха, — а в том, что у тебя нет крыльев. Будь ты крылатым, у тебя все было бы как надо.

— Спасибо на добром слове, — отозвался Трент, и Глоха внезапно поняла, что ее высказывание можно трактовать по-разному. И тут же почувствовала, как разгорается слабый румянец. К счастью, он был очень слабым — она перегорела, будучи горицветом.

— Может, мне удастся расчистить путь, — предположила Синтия и, подлетев к ближайшему сталагмиту, лягнула его копытом. Сталагмит упал и с шумом покатился между другими. Но почти в тот же миг сверху обрушился дождь копьеподобных титей. Спутники едва успели отскочить в сторону.