Шестирукий резидент

- А смысл? – спросил Рабан. – Они просто купят новых и будут доить их. Эти вроде уже притерпелись...

Вот сволочь! Ненавижу, когда он давит меня логикой! Логика версус эмоции...

- Патрон, а версус – это что такое?

- «Против» по-английски, - перевел я, протискиваясь в окно. – И тут тоже узенькое...

- Патрон, а чего это ты по-английски думать начал?

- Да пошел ты...

Я прицепился к стене всеми когтями и оценил расстояние. Да, тут даже не тридцать метров, а все тридцать пять... И разбега никакого не предвидится? Перепрыгну? Не перепрыгну? Неохота опять падать... Тут, правда, не жесткий асфальт, а сравнительно мягкий снегопепл, но все равно неохота.

- Раскачаемся... – пробормотал я, сворачивая хвост пружиной и прижимая его к стене. – Толчковый рычаг готов?

- Чего? – спросил Рабан.

И я прыгнул.

Оттолкнулся всеми восемью конечностями и хвостом, расправил в полете рваные крылья на манер дельтаплана, сложил руки тройками, создав нечто вроде дополнительной опоры, и вытянул голову как можно дальше, чтобы основной удар пришелся на головное лезвие-таран.

- Джеронимо-о-о-о-о-о!!! – разнесся по округе вопль несущегося вперед яцхена.

Надеюсь, никто не обратил на это внимания. В конце концов, Лэнг то и дело оглашают дикие крики, звериное рычание, сдавленные хрипы, тоскливый вой, болезненные стоны, вздрагивающие рыдания и грязные ругательства. Так что еще один дурацкий возглас ничего особенно не добавит. Если бы мы были поближе к Кадафу, его бы вообще никто не услышал – из-за постоянного воя На-Хага там плохая слышимость. Может, именно поэтому в Ониксовом Замке звуконепроницаемые стены?

- До чего узко... – ворчал я, с трудом пропихивая в щель голову. – Может, расширить немного?

- Заметно будет.

- Да уж... Блин, совершенно не пролезаю...

- Ты, патрон, говори о чем-нибудь, так легче будет.

- О чем?

- Да хоть стишок какой-нибудь прочитай.

- Ум-м-м... Кисонька-мурысонька, где была? – вспомнил любимую считалку детства я.

- На мельнице! – поддержал игру Рабан, тут же выудивший нужные слова из моей памяти.

- Кисонька-мурысонька, что там делала?

- Мышей ловила!

- Неправильно – надо отвечать «муку молола».

- Патрон, у нас же с тобой был кот, - саркастично напомнил керанке. – Мог бы и заметить, что кошки муку не молют... не мелют. Если уж кошка пришла на мельницу, то разве только мышей половить.

- Ладно, как скажешь. Кисонька-мурысонька, что из мышей пекла?

- Пирожки.

- Кисонька-мурысонька, с кем пирожки ела?.. пирожки с мышатиной, да уж...

- Одна!

- Ах ты, кисонька-мурысонька! Не ешь одна, не ешь одна!

- Э-э-э, патрон, тут сколько ни ори, а кошки едой не делятся. Попробуй, отними у нее хотя бы кусочек колбаски – такой скандалище закатит... Пожалеешь, что на свет родился.

- Это верно, - согласился я, вспомнив Вискаса. – О, протиснулся наконец-то!

- Видишь, я же говорил, проще будет.

Внутри меня поджидала небольшая зала, плотно набитая всяким старьем. Вдоль стен (каменных) сплошь стеллажи (каменные), заполненные шкатулками (каменными), статуэтками (каменными) и камнями (угадайте). Особенно сильно выделялись десятки ярко-алых ромбиков, стоящих в два ряда на самой верхней полке. Интересно, что это за штуки?

- Ну вот теперь-то мы хором скажем «Ага!», - удовлетворенно огляделся по сторонам я. – Где тут жучок?

- Да нет тут жучков, один камень кругом... Жуки у Пазузу только на кухне.

- В переносном смысле. Жучок – подслушивающее устройство.

- А, эти... Тогда прямо перед нами. Вон, шкатулка на колонне.

- Да это не колонна, просто столик одноногий, - безучастно заметил я, подходя поближе.

На столике, и в самом деле сделанном в виде древнегреческой колонны, стояла шкатулка, обитая черным бархатом. Нет, пожалуй, все-таки не черным, а очень-темно-фиолетовым. Симпатичная. Но даже не обладая чувством Направления, можно почувствовать некую смутную угрозу, исходящую из недр этого безобидного предмета. Не знаю, что там прячется внутри, но явно что-то недоброе...

В общем, типичный предмет для Лэнга, тут на каждом углу что-нибудь в таком духе.

- Ну, посмотрим, что тут за... – пробормотал я, протягивая руки.

- Шухер, патрон! Прячемся!

За меня среагировали рефлексы. Ноги сгибаются в коленях, хвост упирается пружиной в пол, и я взлетаю вертикально вверх, как кузнечик. На лету выпускаю когти, зацепляюсь за резной потолок, выворачиваю руки назад, обвертываюсь крыльями на манер сигары и полностью сливаюсь с фоном.

Двустворчатые двери раскрылись и в помещение вошли трое. Сам Пазузу и еще двое – эг-мумия и Жрец Глубин. Последний меня особенно удивил – эти существа практически никогда не покидают Глубинного Царства. Они даже не могут дышать на воздухе, и здесь им приходится носить специальные дыхательные амулеты, похожие на аквалангистские маски, вырезанные из янтаря.

- Пш-ш-шаа-ш-хаашшаахх?.. – спросил Жрец Глубин, указывая на шкатулку. – Пшшшааахх-е-е-еххшш?

Да, именно так звучит Глубинное Наречие, если говорить на нем на воздухе. Это подводный язык.

- Цюрмле спрашивает, то ли это самое, что ты обещал нашему господину? – перевел эг-мумия.

- А, да, - глубокомысленно кивнул Пазузу. – Красивая шкатулка. Да? Красивая черная шкатулка. Маленький ящик.

Эг-мумия и Жрец Глубин переглянулись и ехидно покачали головами. Пазузу все-таки удивительно глуп.

- Шкатулка, шкатулка... – потыкал ее пальцем архидемон. – Красивая... Черная...

- Мы взглянем сами, - приоткрыл крышку эг-мумия.

- Пшша-ххху-а-ухшшш?! – восторженно воскликнул Жрец Глубин, едва не засовывая туда всю морду.

К сожалению, они держали ящичек так, что я ничего не увидел. Направление не помогало – только какие-то спутанные рваные сигналы, большего я получить не смог. Зато у меня было время, чтобы как следует рассмотреть этих двоих – Цюрмле и, без сомнения, того самого Склнътастара, о котором упоминал Вору-Абса-Мааш. Теперь, когда я увидел обоих, Направление отыщет их где угодно... если, конечно, они не покинут этот мир – сквозь четвертое измерение я ничего не вижу.

Итак, эг-мумия и Жрец Глубин. Оба этих вида относятся к Господам низшего порядка. То есть примерно соответствуют рядовым дьяволицам или адским духам. И оба весьма неприятно выглядят.

Эг-мумии похожи на людей без кожи, со спутанными пучками седых волос, затянутые в прозрачные одеяния. Что-то вроде клеенки или целлофана. К тому же у Склнътастара макушку украшает стальной обруч с шипами, руки и ноги обтягивают кожаные ремни, а грудь пронзает железный штырь. Первые два украшения – знаки отличия. Влиятельный чиновник и недурственный маг. А вот штырь – очень плохой признак. Своего рода клеймо преступника, демона, не оправдавшего возложенного на него высокого доверия. И пока эту хреновину из него не вытащат (а это может сделать только Йог-Сотхотх или Азаг-Тот – иначе смерть), он изгой, лишенный доступа в Кадаф.