Олег Готко - Земляки по разуму

— Ладно, — махнул рукой Саньковский, — вернемся домой, познакомлю тебя с творчеством Малевича, а пока…

Он поднялся и поковылял в рубку управления, чтобы решить проблему посадки. В простоте душевной ему казалось, что это лишь процесс, противоположный взлету.

То, что произошло, когда Семен включил обзорные экраны и приемопередающую аппаратуру, чтобы сообщить Тохиониусу о своем прибытии, повергло его в кратковременный шок. Нет, это было не великое множество звезд Скопления Солнечных Зайчиков, но заквакавший в динамике голос.

— …рады приветствовать… — произнес голос, и этого обрывка фразы хватило, чтобы поставить сознание Саньковского на уши, потому что он его понял.

Тут вдобавок на экране появился сам инопланетянин, похожий на осьминога не более чем на кальмара. Это был длинный разноцветный шланг, украшенный бахромой рахитичных псевдоподий.

Сознание того, что он попал несколько не туда, куда предполагалось, медленно просачивалось в мозг Семена. Вид же инопланетянина вскипятил серое вещество Саньковского, как молния котелок.

— Понго-Панч, — прошептали побелевшие губы и на пол их владелец не рухнул исключительно потому, что его поймал на руки подошедший друг.

— Что с тобой? — прошепелявил Длинный, с трудом ворочая распухшим языком.

Семен издал в ответ серию звуков, которые даже орнитологу, чей попугай вырос среди дельфинов, показались бы чуждыми земной природе, и Длинный шарахнулся от друга в сторону, предоставив телу возможность продолжить падение в обморок. Откуда было ему знать, что кодовая фраза приветствия включила приобретенный Семеном в рабстве механизм лингвистического переключения сознания, не искорененный неопытным Фасилиясом?..

— Что с тобой? — неприлично робко поинтересовался он, когда заметил, что Саньковский открыл глаза. — И что это за тварь на экране?

— Нам крышка, — выдохнул Семен, встал и приглушил звук.

— Я давно в этом не сомневался, — с непонятной даже самому себе гордостью произнес Длинный. — Но, может быть, ты соизволишь объяснить, как пришел к такому поразительному выводу?

Вместо ответа друг ткнул в экран и сказал:

— Это они.

— Кто? На осьминога вроде непохож…

— Те, кто похитили меня, Горелова и майора…

— Ты хочешь сказать, что нас, то есть меня кто-то похитил?..

— Не знаю, Длинный, ничего не знаю… — Саньковский сел и тупо вытаращился на обитателя Понго-Панча, который, как это было ему хорошо известно, представлял таможенную службу планеты. Раз она засекла их корабль, то им уже не уйти, ведь если в прошлый раз они ушли от погони исключительно с помощью машины времени, то теперь…

— Попытка — не пытка, — собравшись с духом, решительно сказал он и нажал кнопку, которая должна была отправить корабль снова в подпространство — лучше уж полет в никуда, чем…

Вместо знакомого помутнения в глазах взгляд Семена был ослеплен обилием индикаторов, загоревшихся красным. Это могло говорить только о серьезной неполадке. На глаза Саньковского навернулись слезы, и он в сердцах шарахнул рукой по пульту. Снова зазвучало дежурное приветствие, но уже в более угрожающем регистре, в котором под конец прозвучало недвусмысленное предупреждение, о том, что планета закрыта из-за начинающегося цикла половой активности ее обитателей.

Как ни странно, вспышки на пульте стимулировали интеллект Длинного, и он начал поначалу медленно, но со все нарастающей скоростью соображать.

Во-первых, ему постепенно становилось ясно, что они куда-то все-таки прилетели и просто уму непостижимо, почему это не обрадовало Семена… Да просто потому, что тот от его, Длинного, речей, немножко тронулся. В этом, если честно признаться самому себе, таки не было ничего удивительного. Ведь как он, Длинный, себя вел? Как минимум, эгоистично. У человека жена рожать собирается и он ради этого летит черт знает куда, а его друг поворачивается к нему спиной и игнорирует все на свете, даже собственный желудок… И все из-за какой-то никчемной картинки, нарисованной придурком-инопланетянином. Это ли не верх жлобства? А ведь беременная женщина имеет очень много общего с аквариумом…

Во-вторых, какое может быть похищение, если никто им руки-ноги не повязал? Следовательно, Семен не только малость свихнулся от тоски и вынужденного одиночества, но и потерял способность адекватно оценивать ситуацию. Может, его связать? Тогда внутренние ощущения придут в согласие с ощущениями внешними и восторжествует гармония…

Длинный окинул друга пытливым взглядом и от идеи отказался — черт его знает, как скажется на травмированной психике насилие над телом?..

«Так, — продолжал он размышлять, — что там у нас в-третьих? А в-третьих, надо думать о том, что должно быть в-третьих…»

На этом Длинный зациклился, как говорится, всерьез и надолго.

Что же до Семена, то ситуация представлялась ему совершенно тупиковой. Тут хоть тысячу лет задавай себе вопрос, как все это могло произойти, ответа на него не будет. Как не будет Тохиониуса, чтобы спасти их с Длинным от позорной роли невиданных зверушек-гидов. И Фасилияса. И водки. И майора с Гореловым, с которыми так приятно было пропустить стаканчик, сидя под чужими звездами. И больше никогда не будет котлет…

Внутри корабля воцарилось уныние и никому из экипажа даже в голову не могло прийти, что оно — следствие того простого факта, что многоопытный и хитромудрый Тохиониус, предоставляя изрядно надоевшему Вождю свою «тарелку», заправил ее горючим только наполовину. Очень уж ему не хотелось, чтобы тот возвращался. Дружба — оно, конечно, дружбой, но несовместимость мышления несовместимостью. Особенно, когда отстоять свою точку зрения в сетях силового поля нет никакой возможности. Прах, решил тогда Тохиониус, праху, а земляне — Земле.

Таким образом, когда Саньковский смело, не задавая конечного пункта назначения, нажал кнопку старта, бортовой компьютер, сообразив, что командовать им не будут, а горючего на обратный путь недостаточно, избрал курс на Понго-Панч, чьи координаты имелись в его памяти и где можно было подзаправиться. В тонкостях половой политики этой планеты, сильно отдававших сексшовинизмом, он не разбирался, что и привело к возникновению весьма неприятной для землян ситуации. Впрочем, компьютеру до этого не было никакого дела, и он лишь возмущенно заморгал красными огоньками, когда от него потребовали снова нырнуть в подпространство.

К тому времени, когда Саньковский решил в плен не сдаваться — а без горючего их рано или поздно таки снимут с орбиты, если не прихлопнут сейчас, — и показать «сальмонелле» как этого не делают земляне, от рева повторяющегося предупреждения таможенной службы уже начинали вибрировать переборки.