Олег Готко - Земляки по разуму

— А ты старшим не хами, с-сынок! — вмешивался в диалог Тохиониус и разговор съезжал на опостылевшие отпрыску рельсы поучений.

Однако общение с агрессивными землянами варварского племени оставило неизгладимые следы в психике Фасилияса и ему без труда удалось завоевать репутацию самого наглого осьминога на планете. Дошло до того, что он начал распространять нелепости о так называемой «физиологической ущербности» нации. У некоторых, разглагольствовал нарушитель гермафродитного спокойствия, семь полов, а у нас всего один, да и тот к сексу имеет весьма сомнительное отношение…

Рожавшим осьминогам старого закала такое нравиться не могло. Уходя медитировать, они в последний тхариузоковый раз предупреждали Тохиониуса, чтобы тот серьезно занялся воспитанием сексуального маньяка.

В конце концов, все это стало причиной приблизительно такого разговора:

— Слушай, чадо неразумное… — начал Тохиониус.

— Да, папулька, — отозвался отпрыск.

— Не сметь меня так называть! — прорычал родитель.

— Почему? — чистосердечно удивился Фасилияс. — Эй, вождь! Как ты своего старика называл?

— Папулька, — пробормотал вождь, затем крякнул и застеснялся под недружелюбным глазом Тохиониуса.

— Вот! — победоносно подняло пару щупальцев чадо. — Слыхал?!

— Дикарь! — прошипел осьминог.

— Но-но, попрошу! — вождь не привык долго стесняться.

— Ладно-ладно, — перебил его «папулька», — мы здесь собрались не для обсуждения космической этики…

— А зачем же? — поразился Фасилияс с таким видом, словно именно эти проблемы и только они мучили его давно и серьезно. Возможно, даже стоили ему нескольких бессонных ночей, что не могло не сказаться на здоровье самым пагубным образом. — Я не понимаю…

— Затем, чтобы ты объяснил нам, чем тебе не нравиться однополая любовь?

— Своей платоничностью, — немедленно ошарашил его отпрыск. — Ты сам посуди — никакого разнообразия. Сам себя, гм, опыляешь, сам себе родишь — где же любовь?! Нарциссизм какой-то сплошной!

От такого кощунства Тохиониуса конвульсивно передернуло. Плавно вскочив на напрягшиеся щупальца, он забегал земноводным пауком, а затем остановился, вытянул одно из них перед собой и рявкнул:

— Вон с планеты!!!

— Ты еще скажи — ублюдок! — окончательно добил его Фасилияс и вышел, не забыв гордо покачиваться и прихватить ключи от космического корабля.

Если бы Тохиониус мог, он бы плюнул вслед, но физиология не позволила по-человечески верно и однозначно выразить чувства.

У вождя на кончике языка вертелось нечто неопределенное, вроде того, что «кто кого породил, тому туда и дорога». Фраза была позаимствована из воспоминаний друга Михалыча, который в свое время рассказал, то есть, нещадно переврал ему сюжет «Тараса Бульбы». Наблюдая Тохиониуса в расстроенных чувствах, от подсказок он все же, хотя и не без труда, удержался.

Скорее всего, это было единственной причиной того, что непризнанный поджигатель сексуальной революции надолго покинул отчий дом живым и невредимым.

Суббота, 14 мая 1994 года .

Банк не работал.

Когда Длинный подошел к солидной двустворчатой двери, ему сообщила об этом безрадостная картонная табличка. На сером от частого употребления прямоугольнике так и было написано: «ЗАКРЫТО».

Он обошел вокруг здания. С другой стороны дома оказался черный ход, через который сновали туда-сюда люди в спецодежде. Между ними, мешая работе, расхаживал толстяк с озабоченным лицом. Дождавшись, когда тот отдалился от двери, Длинный, без труда придав себе такое же невеселое выражение, прошмыгнул внутрь.

На него никто не обратил внимания.

Через несколько часов, развалившись в кресле дома у Самохина, Длинный с нетерпением поджидал Саньковского, которому в окончательном плане отводилась немаловажная роль. Он курил и загадочно жмурился в ответ на вялые Димкины вопросы. Наконец, раздался звонок и в комнате появился Семен.

— Привет, экспроприаторы. Как дела?

— Дела у прокурора, — менторским тоном фраера ответил Длинный, — а у нас — делишки…

— У какого прокурора? — насторожился Саньковский. Ему совсем не понравилось такое начало разговора.

— У районного.

— Он-то здесь при чем?

Со стороны трудно было понять то ли Семен в самом деле испытывает острый приступ тупоумия, то ли умело его симулирует.

— Пока ни при чем.

— Пока ?!

— Да ладно тебе! Если все пойдет так, как я запланировал, то наших «дел» у него не будет.

— Хотелось бы верить, — пробормотал Семен и обернулся к Самохину. — Что он там напланировал?

— Не знаю, — быстро и честно ответил без пяти секунд сообщник, возможно, готовясь к очной ставке, а заодно и репетируя сцену чистосердечного признания.

— Тогда выкладывай, Длинный.

Присев, Саньковский приготовился внимать.

— Как известно, профессионалов ловят достаточно часто, — начал издалека Длинный, вызвав на лицах друзей гримасы неудовольствия.

Кому на их месте было бы приятно слышать, что даже профессионалов ловят?.. И не просто ловят, а делают это «достаточно часто».

Длинный не обратил на мимику никакого внимания. Пустив элегантное колечко дыма, он продолжил:

— Ловят их потому, что у каждого вырабатывается свой характерный «почерк». То есть, им мешает и выдает с потрохами шаблонность мышления. Такая вот элементарщина, на которой погорел не один медвежатник. Любители же, такие, как мы, менее уязвимы в этом отношении, что дает некоторые преимущества…

— Ты не мог бы перейти поближе к делу?

— Минутку терпения, джентльмены удачи. Я веду к тому, что, чем нестандартнее ограбление, тем меньше шансов оказаться за решеткой.

— Если удастся вовремя смыться, — вставил Димка.

Только эта проблема и не давала ему покоя со вчерашнего дня. Совесть же спокойно спала, убаюканная утверждением, что он помогает другу в беде.

— О, это главное в любом деле, но об этом после. Сейчас я предлагаю вашему вниманию план самого необычного ограбления! Он прост…

— И поэтому гениален, — не удержался от сарказма Семен. — Только не говори, что он называется: «Революция»!

— …не требует расходов и стопроцентно надежен! И безопасен!

— Ты можешь перестать бродить вокруг да около и просто сказать, что это за чудесный план? — не выдержал обилия рекламы Димка.

— С большим удовольствием! Он заключается в том, — Длинный откинулся в кресле, наслаждаясь триумфом, которого с ним пока никто разделить не мог, и родил алогичное, — что грабить банк мы не будем!

«Издевается», — подумал Саньковский.

«Подорвали здоровье старика золотые рыбки», — поставил диагноз Самохин и сделал пальцем у виска однозначный жест.

— Вы не поняли!