Олег Готко - Земляки по разуму

Идея, естественно, показалась Самохину абсолютно некстати, но уходить далеко от квартиры Семена не хотелось. В случае чего у Васьки можно Саньковскому и в стену постучать.

Вчерашний именинник, страдающий жутким похмельем, открыл дверь и с протяжным стоном завалился обратно на софу.

— Неужели так плохо? — лицемерно пособолезновал Длинный, мгновенно распознав знакомые симптомы, и устремился к аквариуму с видом наркомана, завидевшего дармовую дозу.

Рында промычал нечто невразумительное, а попугай, которого в этом году звали Лордом, встрепенулся на жердочке, вытаращился на посетителей блестящим глазом и прошепелявил:

— Шиллет — лушше для мушшины нет!

— Ты что, телевизор починил? — от нечего сказать поинтересовался Димка.

— Лучше бы я починил перьевыдиралку, — с трудом отвечал Василий и после продолжительной паузы попросил голосом, достойным умирающего. — Подай мне нож.

— Перестань! Похмелье — это еще не повод для харакири, — буркнул Длинный, еще не до конца погрузившись в транс.

— Какое к черту харакири?! Я просто покажу этому мерзавцу в перьях, что ножом тоже можно бриться! Особенно перья!

— Не будь таким жестоким.

— Жестоким? — взвыл Василий. — Если бы тебе с самого утра каркали о том, чего лучше для мужчины нет, ты бы давно свернул ему шею. Такое впечатление, что эта фирма дала моему попугаю взятку!

— Не надо так преувеличивать.

— Ладно, не надо — так не надо, — легко, как все неопохмеленные лентяи, согласился Рында. — А вы сюда каким ветром?

— К Семену заходили.

— Ну и как он там?

— Никого нет дома.

— Быть такого не может!

— Почему? — осторожно удивился Самохин в одиночку, так как Длинного, похоже, окружающее уже интересовать перестало.

— Вряд ли бы он рискнул взять его куда-нибудь с собой.

— Кого?

— Не суть важно, — Васька смежил веки и откинулся на подушку, решив, что с больной головой в подробности углубляться не стоит.

Димка одарил его взглядом, в котором светилось как сочувствие, так и понимание. Милосердие было его крестом в этой жизни и сейчас, когда ближний страдал прямо на глазах, вытеснило на какое-то время неизвестного, которого Семен «не рискнул бы взять с собой».

— Тяжела шапка Мономаха, да?

— Пошел к черту, нет?

— Видишь, Длинный, как не стареют душой ветераны!

— Хуже, когда они ею не взрослеют, — фыркнул Васька.

Самохин бросил взгляд в сторону аквариума, подумал: «Еще хуже, когда они ею болеют, «- и сказал самым бодрым тоном, на который был способен:

— Так лечи подобное подобным! Так, во всяком случае, говорят знающие люди и я тебе советую.

— Шиллет — лушше для мушшины нет! — снова гавкнул Лорд.

— Убью, — вяло пробормотал Рында, открыл глаза и уже твердо сказал. — Ни за что! Я никогда не похмеляюсь, — тут он зажмурился при воспоминании о том, как из древнего кувшина вылетела душа сумасшедшего вождя. И, хотя кошмару было объяснение, в подсознании продолжало жить опасение, что в следующий раз из бутылки может вылететь нечто гораздо менее безобидное. Проще умереть, чем еще раз пережить такое «удовольствие». — Устал я… Устал от собственной непотребности в этой жизни…

— Думаешь, в следующей жизни ты будешь нужнее?

— Издеваешься, да?

— Отчего же? Может быть, тебе повезет и ты родишься, например, куриным окорочком. Или бутылкой портвейна, а?

— Ты зачем сюда пришел? Смерти моей хочешь, да?

— Совсем нет. — Димка жизнерадостно улыбнулся. — Могу дать полезный совет.

— Ну?

— Женись! Лучшего лекарства от твоей болезни я не знаю.

Василий рывком повернулся к нему, демонстрируя, что переворачиваться можно не только в гробу, убедился, что гость не шутит и произнес укоризненно:

— Лекарство это на животных не проверялось. К тому же, его действие носит временный характер и имеет массу побочных и непредсказуемых эффектов. По слухам, врачи, которые его прописывают, и сами долго не живут. Это я так, к слову.

— И на том спасибо, — вежливость всегда была визитной карточкой Самохина. — Но послушай, что я тебе скажу…

— Только не о женщинах. Сейчас любить я их не хочу.

— От тюрьмы и тещи не зарекайся, — испортил сам себе настроение Самохин, поскучнел и грустно продолжил. — Я имею в виду вот что, — он хмыкнул. — Приветствуя твой принцип не пить по утрам, я хочу сказать, что никто не похмеляется по вечерам. Усек разницу?

Такое простое решение мучительной проблемы в болящую голову хозяина еще не приходило.

— Но бутылку открывать будешь ты, — радостно сказал он.

— ???

— Это из Хемингуэя, — пояснил Рында. — Старик, не без каких-то своих оснований, считал, что алкоголиком становится тот, кто откупоривает бутылку.

— Тогда все официанты — сплошь и поголовно, — фыркнул Димка, который всегда старался в чужие предрассудки не верить. — Ладно, чего не сделаешь для хорошего человека! Где она?

— Ты опять о женщинах?

— Нет, о ней — о бутылке.

— Я думал, что вы с собой принесли.

— Хм, — задумался Самохин над совсем уж неожиданной проблемой.

— Да не будь ты собакой на сене, — подал голос Длинный, сигнализируя, что не так уж далеко он удалился из мира сего.

— Ты имеешь в виду?..

— Именно так.

— Ну, если так, то тогда, конечно… А иначе как же?.. — сердобольный гость направился к двери.

Сама судьба толкала Дмитрия Самохина сорить деньгами в винно-водочном магазине.

Как только супружеская пара вырубилась окончательно и надолго, Фасилияс соскользнул со стула и переместился на лежащие тела. Извиваясь, его щупальца поползли к лицам и присосались к вискам…

Три ауры слились воедино.

…Семен вздрогнул и напрягся. Он опять был на рыбалке и у него клевало. Подсечка, но вместо рыбы на крючке оказался осьминог, который приятельски потрепал щупальцем по щеке и поковылял дальше. Над водой снова покачивался мирный поплавок…

…Мария чистила рыбу, когда одна из них затрепыхалась, выскользнула из рук и мазнула холодным хвостом по лицу. Вытершись передником, она нагнулась за ней и тогда из миски вытянулось щупальце, молниеносно скользнуло за добычей и протянуло ей. «Спасибо», — поблагодарила Мария. «Не за что», — ответил осьминог голосом Семена, вытряхнул из пачки сигарету и отправился курить на балкон…

Осьминог разтроился и осторожно начал проникать дальше, стараясь контролировать поступающую информацию. Шагнув за грань чужих снов, он словно снова оказался в космическом пространстве, где багрово остывали осколки звезд. Казалось, здесь не было ничего и в то же время Фасилияс не мог отделаться от ощущения, что именно это Ничто вцепилось в него мертвой хваткой.

Он напрягся и выскользнул обратно — туда, где чужие «я» видели себя во снах. Туда, где реальность лишь могла измениться как по их, так и по его желанию. Нетрудно было понять, что он знает о восприятии человеком своего мира слишком мало, чтобы строить догадки о том, что лежит за гранью сновидений. Их сновидений. Вполне возможно, что неграмотное вмешательство изменит восприятие людьми действительности, какой она им видится и снится, и тогда та Тьма взорвет и его сознание…