Сергей Лукьяненко - Сегодня, мама!

— Но как-то вы все-таки развлекаетесь, — неуверенно возразил я.

— Да, — задумчиво ответила она, — иногда какого-нибудь пленника-нубийца крокодилам скармливают. Только мне это уже давно надоело.

Я опасливо глянул на нее и поспешно сменил тему:

— А я читал, у вас, в Древнем Египте, театр очень развит.

— Театр? — удивилась Лина. — А что это такое?

— Ну, это когда мужчины и женщины переодеваются и играют разные сценки.

— Сценки? — снова переспросила она.

Вот как ей объяснить?

— Они изображают из себя других людей, — выручил меня Стас.

— Они врут, — поняла Лина. — Да, это, наверное, очень интересно. Только у нас за вранье тоже крокодилам скармливают.

— Да-а, — протянул Стас, — весело вы тут живете.

— Вот я и говорю, — вздохнув, сказала Лина. А потом спросила с надеждой: — Слушайте, а если я вам сбежать помогу, вы мне театр покажете?

Ответить утвердительно у меня язык не повернулся: не люблю я врать людям, которые мне нравятся. Но все-таки поинтересовался:

— А что, ты правда можешь нам помочь?

— Вообще-то нет, — грустно призналась она. — Если бы могла, я бы сама давно сбежала.

— Тебе-то зачем? — удивился Стас. — Ты же невеста фараона. Завтра свадьбу сыграешь, станешь фараоншей. У тебя куча слуг будет, куча рабов, наряды там всякие, сокровища… — Он, распаляясь, говорил так, словно собственные слова причиняли ему боль, а Лина, слушая его, хмурилась и становилась все мрачнее. Заметив это, Стас продолжил с каким-то жестоким злорадством: — И фараон у тебя симпатичный. Молоденький такой. Любить тебя будет. Тебе же интересно, да ведь?

Вот гад! Меня аж перекосило от его наглости. И еще я понял: он ревнует отчаянно, вот и психует. А Лина ударила кулачком по решетке и закричала:

— Замолчи, дурак! Какой же ты дурак! — И сразу же заплакала навзрыд.

Стас оторопело замолк, а Улик, до тех пор не вмешивавшийся в беседу, на этот раз заметил:

— Ну все, хана вам, слуги Осириса.

Я не очень понимал, чего Лина расплакалась. Ну, нахамил ей Стас, тем же и ответила бы. Ее, во всяком случае, на костре сжигать не собираются. Наверное, ей просто фараон не нравится. Я попытался успокоить ее:

— Лина, ну что ты, перестань. Фараон как фараон, нормальный…

— Что бы вы понимали, мальчики, — перебила она, беря себя в руки. — Вы думаете, меня спрашивали, хочу я замуж или не хочу? Неменхотеп приказал всех девчонок ко дворцу пригнать, прошел, ткнул в меня пальцем, «вот эта», говорит. И все. И больше я ни папу, ни маму не видела.

— Их к тебе не пускают? — жалостливо спросил я.

— Казнили их, — тихо ответила она, и две запоздалые слезинки скатились по ее щекам.

— Как это казнили? — опешил я. — За что?

— За то, что папа был простым гончаром, а мама — женой простого гончара. А у фараона не может быть родственников низкого происхождения.

— Ну и логика, — поразился я. А у Стаса лицо стало такое, будто он тоже собрался плакать.

— Лина, прости меня, — сказал он просто, и я даже зауважал его. — Я сам не знаю, что на меня нашло.

— Да ладно. — Она вытерла слезы. — Ты же не знал ничего. К тому же скоро я встречусь с ними, — и она улыбнулась.

— С кем? — не понял я.

— С папой и мамой, — ответила она, продолжая мечтательно улыбаться. — Ведь фараон тяжело болен и знает, что скоро умрет. А вместе с ним в царство мертвых отправятся его самые любимые слуги и, конечно, жена. Он для того и женится, чтобы в землях Анубиса у него была молодая жена.

У меня комок подкатил к горлу, а Лина продолжала:

— И я не боюсь туда уйти, ведь сказано же в первой песне жреца Неферхотепа: «Время, которое проводится на этом свете, — сон». А в землях Анубиса меня ожидает пробуждение в прекрасном мире, и там я снова найду своих родителей.

— Религия — опиум для народа, — по-русски пошутил Стас невесело. И закончил философски: — А может, так и лучше…

В это время глаза Лины окончательно высохли, и она сказала, понизив голос, так, чтобы не услышал Улик:

— Но иногда все-таки страшно. Сказано в песне арфиста: «Оттуда никто не приходит обратно». И вдруг прав герой Ани, который не верил в царство мертвых? Так говорил он богу Атуму: «Нет в той пустыне воды, она глубока-глубока, она темна-темна, она вечна-вечна». Порой я думаю так же.

И тут я вдруг допридумал то, что начал придумывать вчера перед сном.

— А фараон хотел бы вылечиться? — спросил я для начала.

— Конечно, — ответила Лина. — Только никто его вылечить не может. Он уже двенадцать лекарей крокодилам скормил, а двоим повезло: он их отравил ихними же лекарствами.

Отлично! То есть не то отлично, что лекарей поубивали, а то, что я выяснил главное.

— Лина, — сказал я, — по-моему, ваш Ани прав. А раз так, тебе нужно спасаться. Если мы отсюда выберемся, мы тебя возьмем с собой. Там, откуда мы пришли, тебя будут учить в школе, ты будешь ездить на машинах, летать на самолетах…

— А кто такие самолеты?

— Не кто, а что, — поправил я. — Самолеты — это такие большие серебряные птицы, внутри которых сидят люди.

Зря я про самолеты начал. Сразу почти напрочь потерял ее доверие. Сначала-то она мечтательно протянула: «Красиво…» — но потом вдруг встряхнула головой и сказала:

— Мальчишки любят придумывать. Это нечестно. Я-то вам всю правду рассказала.

— Да Сет с ними, с самолетами, не это главное, — постарался я исправить положение. — Я тебе клянусь, что там тебе будет хорошо. И уж точно никто там тебя не заставит замуж выходить.

— И что же, я всю жизнь буду жить одна?

— Почему одна?! Станешь старше, сама себе мужа найдешь. Который понравится.

Тут Стас сделал вид, как будто что-то уронил, и принялся лазить по глиняному полу камеры. Но я-то понял, зачем он там лазает: чтобы мы не заметили, как он покраснел.

Но Лина на него вовсе не обращала внимания. Она напряженно думала. Наконец повторила брезгливо:

— Сама найду мужа? Но ведь это стыдно! Женщина не должна искать себе мужа.

Прямо «Белое солнце пустыни» какое-то. Только паранджи не хватает.

— Ладно, — продолжал я, чувствуя, как удача ускользает между пальцев. — И с мужем тоже, Сет с ним. Главное — не убьют тебя. А жить нужно, потому что никакого царства мертвых нет.

— А ты откуда знаешь?

— От верблюда, — огрызнулся я, хотя слова «откуда» и «от верблюда» в древнеегипетском совсем не рифмуются. Но почему-то именно это ее сразу убедило. Может быть, в этом совсем древнем и отсталом Египте вместо кошек священные животные — верблюды?

— Хорошо, — сказала она. — Только как вы спасетесь? Отсюда не убежишь.

— Ты с фараоном можешь поговорить?

— Могу конечно. Только я стараюсь лишний раз с ним не встречаться.

Стас к этому времени уже оправился от смущения и с любопытством прислушивался к нашему разговору.