Юлий Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

— Как?! — вскричала принцесса. — Но ведь ты мужчина!

— О да, — ответил тот. — Еще какой. Но это меня не останавливает. — Леокадия внимала ему, широко открыв глаза. — Скажите, о милая девушка, — продолжал он, вдохновляясь, — разве это справедливо, что одна половина человечества способна наслаждаться радостями материнства, а другая нет?

— Но так распорядилась природа, — заметила принцесса.

— Но мы — люди. Мы — хозяева нашей природы, не так ли? Природа распорядилась так, чтобы мы ходили со скоростью пять километров в час, а мы летаем быстрее света. Природа велит нам ходить голыми и жить в лесу, но мы носим одежды и строим дворцы.

Кубатай замолчал. Леокадия встрепенулась и закрыла рот.

— Да, — сказала она. — Твое решение достойно уважения и восхищения. Я постараюсь сделать все, чтобы все вы поскорее вышли на свободу. Однако лицам, незаконно вторгшимся на территорию суверенной планеты Леокады, предписано пройти массу формальностей… Я попытаюсь что-нибудь сделать. Я все-таки принцесса, — кокетливо напомнила она. — А у тебя, чужеземец, есть шансы, ты меня поразил…

— Шансы на что? — не понял Кубатай.

— Мы обсудим это позже, — уклонилась от ответа Леокадия. Пока отдохните с дороги. В таком положении это особенно необходимо. Стража! — хлопнула она в ладоши. — Уведите его к остальным.

Когда Кубатай пересказал эту беседу сокамерникам, Стас-второй с нескрываемой ревностью заметил:

— Похоже, Леокадия на тебя запала…

— Да брось, Стас, не может быть, — жеманно махнул тот рукой.

— Запала, запала, — уверенно повторил Стас. — Ну что ж, так тому и быть. Тем более что речь идет о судьбе человечества. Если вы поженитесь, ты ее уговоришь снять с Земли чары подобрения. (Вот какой все-таки смышленый у меня брат. С ним-то, со Стасом-вторым, Леокадия не разговаривала на тему освобождения от подобрения мира принца…)

— Но я не могу! Я несвободен! — воскликнул Кубатай и постучал себя по животу. — Меня Марьюшка ждет!.. Возможно.

— Марьюшка ждет и еще подождет, — цинично заявил Стас-второй. — Надо планету спасать. Да и вообще, сравнил. Какая-то там Марьюшка или принцесса!

— Джигиты не продаются! — вскричал Кубатай. — Что бы ты понимал, малец!

— Да ладно, ладно, перестаньте, — стал их успокаивать я-второй. — Ничего же еще не ясно. Вот будет ясно, тогда и будем решать, как быть.

Точку в споре поставил Смолянин:

— В натуре чувак дело бакланит.

Сразу после обеда принцесса в сопровождении всех пяти Олдей лично посетила нашу тюрьму. Чтобы она могла разговаривать одновременно со всеми нами, нас со Стасом временно перевели в камеру с дверью напротив камеры наших двойников и Кубатая со Смолянином.

— Я хочу, чтобы вы поняли, — начала принцесса, — я не считаю вас врагами. И я стараюсь сделать все, что только возможно для вашего освобождения. Но поверьте, мое положение не упрощает, а усложняет задачу. Любой из подданных мог бы пытаться обойти закон, я же — само воплощение его.

— Отмазки, — пробормотал из-за решетки Смолянин.

— Но, к моей радости, — проигнорировав его реплику, продолжала Леокадия, — у вас есть и другие могущественные друзья. — Мы насторожились. — Начну издалека. Много-много лет назад, когда представители Леокады впервые прибыли на планету Соло, нравы на ней царили дикие и грубые…

— Нам помогают злувы! — радостно прошептал Стас.

— Однако многое в обычаях и традициях ее обитателей, — говорила Леокадия, пропустив его слова мимо ушей, — импонировало нам. И прежде всего их понятия о чести и благородстве. Нам удалось найти с ними общий язык, даже подружиться и подкорректировать их эстетические взгляды, не применяя то, что вы называете «подобрением». Надо отдать должное моей бабушке, это она, будучи принцессой, сумела провести в законе специальную поправку, и с тех пор вопрос о «подобрении» жителей планеты Соло ежегодно обсуждается в парламенте и ежегодно им предоставляется отсрочка с правом участия злувов в турнире…

— Принцесса, очень длинно, — набравшись смелости, сказал я.

— Да, действительно, — согласилась она. — Вам это все ни к чему. Скажу главное. Раз в десять лет злувы проводят на своей планете конкурс с озорным названием «Рваная клизма». Думаю, не нужно вам объяснять, что нужно было сделать сильнее всех, чтобы порвать ее…

— Пукнуть, — не удержался Смолянин.

— Вот именно, — гневно глянула на дверь камеры принцесса. — Но так было до благотворного влияния Леокады на их культуру. Уже давно этот конкурс из грубого и глупого зрелища превратился в соревнование во всех видах искусств. Это самое демократическое состязание художников на свете, в котором может принять участие любой желающий. Леокада с радостью включилась в эту игру. Время от времени спонтанно проводятся и «внеочередные» «Клизмы». Вот и сегодня представитель Соло на Леокаде сообщил мне, что через два дня стартует такая внеочередная «Рваная клизма».

Принцесса смолкла.

— Здорово! — прошептал Стас со скрытой издевкой. А потом добавил: — А мы-то здесь при чем? Зачем ты нам про эту клизму рассказала?

— Ах да! — встрепенулась принцесса. — Главное-то я вам и забыла сказать! Если участник по каким-то причинам находится в тюрьме, выиграв конкурс, он освобождается из-под стражи. Таков исконный обычай злувов, и Леокада его ратифицировала.

— Очень похожая ситуация случилась в пятнадцатом веке с земным поэтом Франсуа Вийоном, — сообщил Кубатай. — Приговоренный к повешению, он был амнистирован как победитель в поэтическом состязании в Блуа. По условиям сонет должен был начинаться строчкой «От жажды умираю над ручьем». Это придумал Карл I, герцог Орлеанский, по случаю того, что в его замке пересох колодец. Кстати, и сам герцог был поэтом и написал сто тридцать одну балладу. Ранее, в 1415 году, после битвы при Азенкуре герцог попал в английский плен и провел в лондонской тюрьме двадцать пять лет. Возможно, потому он и отнесся с пониманием к сложной ситуации Вийона. Победивший поэт-убийца был освобожден, но изгнан из Парижа. Впоследствии он писал стихи на воровском жаргоне и умер при неизвестных обстоятельствах.

Леокадия слушала его, не перебивая, затаив дыхание и чуть приоткрыв рот. Кубатай смолк, и пауза затянулась.

— Закрой рот, — тихо сказал Стас. — Он уже все сказал.