Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

— Что… Ты разве сам не видишь? — сказал Ридкулли. — Она заставляет людей вести себя по-идиотски. Носить идиотскую одежду. Грубить. Говорить одно, а делать другое. Я не могу иметь с такими дело. Это неправильно. Ну и кроме того…вспомни мистера Хонга.

— Она действительно крайне необычна, — согласился Прудер. — Можем мы раздобыть еще? В научных целях.

Ридкулли пожал плечами.

— Мы следуем за Деканом, — сказал он.

— Вот так да! — выдохнул Бадди в гулкой пустоте. — Не удивляюсь, что они назвали это Пещерой. Она огромна.

— Я чувствую себя гномиком, — согласился Глод.

Асфальт выскочил на край сцены.

— Раз два, раз два, — сказал он. — Раз. Раз. Раз два, раз дв…

— Три, — подсказал Бадди.

Асфальт запнулся и смешался.

— Просто пробую, понимаешь, пробую, просто проверяю… — забормотал он. — Просто решил проверить…. ну это…

— Нам никогда не собрать такой зал, — сказал Бадди.

Глод заглянул в стоящий у сцены ящик.

— Ошибаешься, — сказал он. — Посмотри-ка сюда.

Он развернул афишу, остальные столпились вокруг.

— Это ж картинки с нами, — сказал Клиф. — Кто-то нарисовал картинки с нами.

— Получилось так себе, — сказал Глод.

— Нехреновый вот этот Бадди, — заметил Асфальт. — Вот так размахивает гитарой своей.

— А откуда тут все эти молнии и все прочее? — спросил Клиф.

— Никогда не выглядел так плохо, — заметил Глод.

— Новый Звук Каторый Звучид Вакруг, — прочитал Клиф, напряженно наморщив лоб.

— Банда Роков, — добавил Глод. — О, нет, — простонал он. — Тут сказано, что мы собираемся быть тут и все такое. Мы покойники.

— Буть Здеся Иле Буть Примаугольнай Штукой, — прочитал Клиф. — Не понял.

— Тут десятки таких свитков! — закричал Глод. — Этих плакатов! Вы понимаете, что это значит? Он расклеивает их повсюду, а потом появляется Гильдия и берет нас за…

— Музыка свободна, — заявил Бадди. — Должна быть свободной.

— Чего? — спросил Глод. — Только не в этом гномьем городе!

— Она должна быть такой, — настаивал Бадди. — Люди не должны платить за то, что они играют.

— Точно! Парень прав! Я всегда это говорю! Разве не так я говорю? Именно так я и сказал прямо сейчас!

Достабль возник из сумрачного прохода. С ним пришел тролль, который, как предположил Бадди, и был Хризопраз. Он не был ни рослым, ни слишком скалистым. Наоборот, он выглядел гладким и блестящим, как обкатанная волнами галька. На нем не было ни следа лишайника. И он носил одежду. Одежда, помимо униформы и рабочих спецовок, была нехарактерна для троллей. Обыкновенно они ограничивались набедренными повязками, в которых держали кое-какое добро. На Хризопразе был пиджак, который казался весьма скверно пошитым. На самом деле он был пошит неплохо, но любой тролль, даже безо всякой одежды, кажется плохо сшитым.

Хризопраз, не успев прибыть в Анк-Морпорк, быстро овладел всеми премудростями. Первым делом он усвоил одну простую вещь: убивать людей — это преступление. Платить другим, чтобы они делали это за тебя — хороший бизнес.

— Ребята, счастлив представить вас мистеру Хризопразу, — сказал Достабль. — Я и он вместе начинали. Так, Хриз?

— Действительно, — Хризопраз одарил Достабля горячей дружеской улыбкой — так акула могла бы улыбнуться пикше, с которой ей временно по пути. Впрочем, игра кремниевых мускулов на уступах говорила о том, что в один прекрасный день кто-то очень пожалеет, что сказал «Хриз».

— Мистер Себя Режу скасал мне, что фы, ребята, лучшее, что есть ф этом городе после поджаренного хлеба, — сказал он. — У фас есть фсе, что фам нужно?

Ребята молча закивали. Люди старались не разговаривать с Хризопразом, чтобы случайно не сказать ему что-нибудь обидное. Сказав же, они узнавали об этом не сразу, а попозже, когда где-нибудь на темной аллее некий голос раздавался у них за спиной: «Мистер Хризопраз очень расстроен».

— Фы идите и отдохните ф фашей гримерке, — сказал Хризопраз, отворачиваясь от них. — Если сахотите поесть-попить, только скажите.

Алмазные перстни украшали его пальцы. Клиф не мог оторвать от них глаз.

Гримерка была сразу за сортиром и наполовину забита бочками с пивом. Глод прислонился к двери.

— Мне не нужны деньги, — заявил он. — Только позвольте мне уйти отсюда живым — это все, о чем я прошу.

— Вм невевм вояся… — начал Клиф.

— Ты забыл открыть рот, Клиф, — заметил Бадди.

— Я говорю, вам боятся нечего, — повторил Клиф. — Ваши зубы для него не годятся.

В дверь постучали. Клиф закрыл рот обеими руками. Но оказалось, что это только Асфальт, несущий корзину.

В ней было пиво трех сортов. Сандвичи с копченой крысой, с аккуратно срезанными корочками и хвостами. Чаша превосходного антрацитового кокса с пеплом.

— Жуй хорошенько, — пробурчал Глод, когда Клиф схватил угощение. — Может, потом будет уже нечем…

— А вдруг никто не придет и тогда мы сможем уйти домой, — сказал Клиф.

Бадди пробежал пальцами по струнам. Когда звуки заполнили комнату, остальные перестали жевать.

— Магия… — покачал головой Клиф.

— Не боись, мужики, — сказал Асфальт. — Если начнутся проблемы, зубы потеряют другие парни.

Бадди перестал играть.

— Какие другие парни?

— Прикол, — объяснил маленький тролль. — Все вдруг заиграли музыку рока. Мистер Достабль подписал на концерт еще одну банду. Типа на разогрев. Называются «Безумие».

— А где они? — спросил Клиф.

— Ну, вроде как… Видели, наша гримерка, ну, она сразу за сортиром, так? Ну вот, а их — сразу перед нашей…

Грохт, уединившись за ветхим занавесом, пытался настроить свою гитару. На пути к этой цели у него возникли непредвиденные препятствия. Во-первых, Блерт уяснил, чего именно желают его покупатели и, мысленно испросив прощения у своих предшественников, сосредоточился на всякого рода сверкающей фурнитуре в ущерб функциональности. Строго говоря, он просто вбивал в инструмент дюжину гвоздей и натягивал на них струны. Но даже не это было главной проблемой. Сам Грохт был столь же музыкален, сколь музыкален сопливый нос.

Он посмотрел на Джимбо, Простака и Подонка. Джимбо, ныне басист (Блерт, истерически хихикая, изготовил его инструмент из здоровенного полена и какой— то проволоки) растеряно развел руками.

— Что такое, Джимбо?

— Одна из моих струн отломилась.

— Ну и что? У тебя их еще пять осталось, нет разве?

— Ага. Только я не знаю, как на них играют, типа.

— Ты ж не знал, как играют на шести, так? А теперь ты не знаешь немного меньше.

Подонок высунулся из-за занавеса.

— Грохт?

— Ну?

— Там сотни людей. Сотни! И многие из них пришли с гитарами. Они вроде как размахивают ими в воздухе.

«Безумие» прислушалось к реву с той стороны занавеса. У Грохта было не слишком много серых клеток, и частенько им не удавалось договориться между собой, но сейчас он ощущал легкие сомнения — действительно ли звук, которого они добились, и тот мощный звук, который они слышали в «Барабане» имеют между собой нечто общее. Последний заставлял его орать и отплясывать, первый — орать и… ну… и разносить барабаны Подонка о голову их владельца, говоря откровенно.