Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

Он поклонился и подал ей руку. Помешкав, она переступила меловую черту. На секунду стало щекотно.

Студенты поспешно ретировались.

— Не останавливайтесь, — сказал Ридкулли. — Теперь сюда, мадам.

Сьюзан никогда прежде не испытывала воздействия шарма. В Ридкулли его было полно — на своеобразный подмигивающий манер.

Она проследовала за ним через лужайку к Главному Залу.

Столы были накрыты к завтраку, но при этом за ними никого не было. Буфетная стойка поросла, как осенними грибами, блюдами с медными крышками. Три довольно юные девы замерли в терпеливом ожидании за этой баррикадой.

— Поможем себе сами, — живо предложил Ридкулли, приподнимая крышку с одного из блюд.

— Официанты и им подобные производят слишком много шума — это какая-то шутка, — он потыкал то, что находилось под крышкой, и подозвал одну из девушек.

— Ты которая из них? — спросил он. — Молли, Полли или Долли?

— Молли, ваша милость, — ответила девушка, приседая в реверансе и слегка трепеща. — Что-то не так?

— Не так — не так — не так, ооо, не так — не так — не так! — подхватили две другие девушки.

— Что случилось с копченой селедкой? Что это такое? Смахивает на мясной пирожок, засунутый в булку, — сказал Ридкулли, сверля девушек глазами.

— Миссис Панариция дала распоряжение поварам, — объяснила Молли нервно. — Это…

— йя — йя — йя!..

— …это гамбургер.

— Объясни мне, — сказал Ридкулли. — Зачем ты соорудила из своих волос улей, умоляю? Из-за него ты похожа на спичку.

— Прошу вас, сэр, мы…

— Ты ходила на концерт Музыки Рока, не так ли?

— Да, сэр.

— Йа — Йа.

— И ты, — эээ — ты кидала что-нибудь на сцену?

— Нет, сэр!

— Где миссис Панариция?

— В постели с холодным компрессом, сэр.

— Неудивительно. — Ридкулли повернулся к Сьюзан. — Боюсь, люди здесь забавляются дурацкими гамбургерами.

— На завтрак я ем только мюсли, — сказала Сьюзан.

— Есть овсянка, — сказал Ридкулли. — Ее готовят для Казначея, потому что она не действует возбуждающе. — Он приподнял другую крышку. — Да, вот она, никуда не делась. Есть вещи, которые Музыке Рока не под силу изменить, и одна из них — овсянка. Позволь за тобой поухаживать.

Они расположились друг напротив друга.

— Ну, разве это не прелестно? — сказал Ридкулли.

— Вы смеетесь надо мной? — спросила Сьюзан подозрительно.

— Не так чтобы. Мой опыт мне подсказывает, что в сельдевых сетях оказывается все-таки в основном сельдь. А для смертного пользователя, такого как я, интересно каким образом Смерть вдруг превратился в юную девушку из ходячей натомии, к которой мы привыкли и к которой… привыкли.

— Натомии?

— Другое обозначение для скелета. От «анатомия», вероятно.

— Он мой дедушка.

— О. Да, ты же говорила. И что, это правда?

— Звучит довольно глупо. Впредь я буду называть кого-нибудь другого.

— Поработай на моем месте минут пять, а потом будешь говорить о глупости, — он извлек из кармана карандаш и осторожно приподнял им верхнюю половину своей булочки. — Гляди-ка, а тут еще и сыр, — сказал он с осуждением.

— Он куда-то исчез, а я вдруг узнаю, что все унаследовала я. Я хочу сказать, я ведь об этом не просила! Почему именно я? Расхаживать повсюду с этой дурацкой косой — это совсем не то, что я ждала от жизни.

— Это безусловно не то, о чем рассказывается в книжках про удачные карьеры, — сказал Ридкулли.

— Именно так!

— И я полагаю, тебя весьма это тяготит? — спросил Ридкулли.

— Мы не знаем, куда он делся. Альберт говорит, что его что-то тяготило, но он так и не сказал — что.

— Боги! Что такое может тяготить Смерть?

— Альберту кажется, что он способен… наделать глупостей.

— Бог ты мой. Не очень глупых глупостей, я надеюсь. Да и разве это возможно? Это было бы… самосмертоубийство. Или смертоцид.

К удивлению Сьюзан, Ридкулли похлопал ее по руке.

— Но я уверен, что мы все можем спать спокойно, зная, что мы на твоем попечении, — сказал он.

— Но там такой беспорядок! Хорошие люди умирают глупой смертью, плохие доживают до глубокой старости. Все так неорганизованно! Во всем этом никакого смысла! Никакой справедливости! Я хочу сказать, этот мальчик…

— Какой мальчик?

К ее изумлению и ужасу она почувствовала, что краснеет.

— Просто один парень, — сказала она. — Он должен был чрезвычайно нелепо умереть, я собралась спасти его, и тут его спасла музыка, и теперь она ввергла его во все неприятности, какие только бывают, и я все равно его спасу, и не знаю, почему.

— Музыка? — переспросил Ридкулли. — А не играет ли он на чем-то вроде гитары?

— Да! А откуда вы знаете?

Ридкулли вздохнул.

— Если ты волшебник, у тебя инстинктивное чутье на такие вещи. — Он еще немного потыкал свой гамбургер. — И зачем-то салат-латук. И один очень, очень тонкий ломтик соленого огурца.

Он позволил верхней половине булочки упасть на место.

— Музыка живая, — сказала она.

Что-то, пытающееся в течение последних десяти минут достучаться до внимания Сьюзан, пустило в ход ноги.

— О, мой бог!.. — произнесла она.

— Которого из них ты имеешь в виду? — деликатно осведомился Ридкулли.

— Это же так просто! Она расставляет ловушки! Она изменяет людей! Они хотят играть музыку… Я должна идти, — заявила Сьюзан поспешно. — Эээ — большое спасибо за овсянку.

— Но ты ведь даже не попробовала ее, — заметил Ридкулли кротко.

— Да, но… но я очень хорошо ее рассмотрела.

Она исчезла. Через некоторое время Ридкулли наклонился вперед и поводил руками в том месте, где она только что сидела, просто на всякий случай. Затем он пошарил под мантией и извлек постер Свободного Фестиваля. Здоровенная хреновина с щупальцами — вот что было проблемой. Сконцентрируйте достаточно магии в одном месте, и ткань мироздания расползется на пятке, как декановы носки, которые, как мог заметить Ридкулли, последние несколько дней были чрезвычайно ярких расцветок.

Он помахал девушкам рукой.

— Благодарю вас, Молли, Долли и Полли, — сказал он. — Можете убрать все это.

— Йа — йа!

— Да-да, спасибо.

Ридкулли почувствовал себя очень одиноко. Он действительно наслаждался беседой с этой девушкой. Она оказалась единственным человеком, который не свихнулся и не был окончательно поглощен чем-то, чего он, Ридкулли, совершенно не понимал.

Он побрел было к себе в кабинет, но по дороге на него обрушился грохот, несущийся из комнат Декана. Дверь была приоткрыта.

Главные волшебники проживали в просторных апартаментах, включавших в себя кабинет, мастерскую и спальню. Декан склонился над горном в мастерской, с маской из закопченного стекла на лице и молотом в руке. Он был поглощен работой.

Искры разлетались во все стороны.