Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

— Да, мистер Достабль.

Асфальт устремил взор на сцену.

— Кто это играет, мистер Достабль?

— И тебя.

— Прошу прощения, мистер Достабль?

— Только они это пишут так: &Тебя, — сказал Достабль. Он немного расслабился и извлек сигару. — И не спрашивай меня — зачем. Нормальные музыканты должны назваться как-то вроде Блонди и Его Веселые Трубадуры. Чем плохо?

— А вы не знаете, мистер Достабль?

— Это вообще не то, что я называю музыкой, — ответил Достабль. — Когда я был молодым парнем, у нас была правильная музыка с настоящими словами — «Лето, лето наступает, пташечка поет ку-ку» и тому подобное.

Асфальт опять посмотрел на &Тебя.

— Ну, в этом есть ритм, под это можно танцевать, — сказал он. — Но они не тянут. Я хочу сказать, люди просто стоят и смотрят на них. Когда на сцене Банда, они ведут себя по-другому, мистер Достабль.

— Ты прав, — сказал Достабль. Он посмотрел на передний край сцены, где среди свечей выстроились в ряд музыколовки.

— Ты бы лучше пошел и предупредил их, чтобы они были готовы. Я вижу, эта шарашка исчерпала все свои идеи.

— Кхм. Бадди?

Бадди поднял глаза от гитары. Многие гитаристы здесь настраивали свои инструменты, и он вдруг понял, что никогда этого не делал. Как выяснилось, он просто не мог. Колки не двигались.

— Что такое?

— Кхм, — сказал Глод и неуверенно показал на Клифа, который глуповато улыбнулся и достал из-за спины сумку.

— Это— ну, мы подумали… да, все мы, — сказал Глод. — Это… ну, в общем, мы сберегли ее, понимаешь, я помню, ты говорил, что починить ее нельзя, но в этом городе живут люди, которые способны буквально на все, так что мы поспрашивали тут и там, и мы знаем, как много она для тебя значит, а на улице Искусных Ремесленников нашелся один мужик, который сказал, что он думает, что справится, и это стоило Клифу еще одного зуба, но так или иначе ты прав, мы на вершине музыкального бизнеса и это благодаря тебе, и мы знаем, что она для тебя значит, так что это вроде как подарок, давай, иди сюда и отдай ее ему.

Клиф, который опустил руку, когда предисловие начало затягиваться, протянул сумку озадаченному Бадди.

Голова Асфальта просунулась между кусков мешковины.

— Ребята, вам бы лучше идти на сцену, — сказал он. — Давай, пошли!

Бадди отложил гитару. Он раскрыл сумку и потянул за край материи, в которую был завернут подарок.

— Она настроена и все такое, — сказал Клиф ободряюще.

Когда последний виток материи упал на землю, арфа засверкала в лучах солнца.

— Они проделывают удивительные вещи с клеем и всякой дрянью, — сказал Клиф. — Я имею в виду, я помню, ты говорил, что в Лламедосе не осталось никого, кто мог бы ее починить. Но здесь же Анк-Морпорк. Здесь можно починить все, что угодно.

— Ну пожалуйста! — сказал Асфальт, вновь появляясь из мешковины. — Мистер Достабль говорит, вы уже должны быть там, они уже начали швыряться чем попало!

— Я не уверен насчет струн, — сказал Глод. — Но думаю, я не промахнулся. Звук — просто прелесть.

— Я… э… не знаю, что и сказать, — проговорил Бадди.

Толпа скандировала, словно била молотом о наковальню.

— Я… завоевал ее, — откуда-то издалека сказал Бадди. — Песней. Это была Сайони Бод Да. Я трудиллся над ней всю зиму. Все о том, что… о доме, понимаете. И как он удалляется от тебя. И деревья, и все прочее. Судьи былли очень… очень добры. Они сказалли, что к пятидесяти годам я смогу на самом делле понять музыку. — Он прижал арфу к себе.

Достабль продрался сквозь бардак за сценой и отыскал Асфальта.

— Ну, — спросил он. — И где они?

— Они просто сидят и разговаривают, мистер Достабль.

— Слушай, — сказал Достабль. — Слышишь эту толпу? Они жаждут Музыку Рока! И если они ее не получат… лучше бы им получить ее, так? Продлить ожидание и все такое — это правильно, но… Я желаю видеть их на сцене сию же секунду!

Бадди уставился на свои пальцы. Затем, побледнев, он окинул взглядом другие банды, толкущиеся вокруг.

— Ты! Вот ты, с гитарой— — воззвал он хрипло.

— Я, сэр?

— Дай ее сюда!

Каждая банда в Анк-Морпорке с момента своего возникновения испытывала к Банде Рока священный трепет. Гитарист отдал свой инструмент с тем же чувством, с каким верующий передает для освящения предмет культа.

Бадди осмотрел ее. Это была одна из лучших гитар мистера Видауна.

Он взял аккорд.

Звук был такой, какой издал бы свинец, если бы вы вздумали изготовить из него струны.

— Ладно, ребята, в чем дело? — спросил Достабль, вырастая перед ними. — Там шесть тысяч ушей ждут чтобы их наполнили музыкой, а вы почему-то сидите здесь.

Бадди сунул гитару владельцу и поднял за ремень свою. Он сыграл несколько нот, которые рассыпались в воздухе серебряными колокольчиками.

— А на этой могу, — сказал он. — О да.

— Верно, а теперь бери ее и идем играть, — сказал Достабль.

— Кто-нибудь еще, дайте мне гитару!

Музыканты, отпихивая друг друга, кинулись к нему с инструментами. Он не глядя взял пару и потренькал на них. Звуки были не просто безжизненными. Сказать так — значит сильно им польстить.

Представители Гильдии Музыкантов старались отстоять пятачок у самой сцены при помощи несложной стратегии — колошматя почем зря всех посягающих на него.

Мистер Клит сердито таращился на сцену.

— Я не понимаю, — бурчал он. — Это отвратительно. Это однообразно. Это же просто шум. Что они находят в этом хорошего?

Сумкоротый, который уже два раза подавлял в себе желание затопать ногой в такт, сказал:

— Мы еще не слышали главной банды. Эээ. Вы уверены, что вы хотите…

— Мы с своем праве, — отрезал мистер Клит. Он оглянулся на орущую толпу.

— Где-то тут был продавец хот-догов. Кто-нибудь еще желает хот-дог? — представители Гильдии кивнули. — Это хот-дог? Тогда три хот-до…

Публика разразилась приветствиями. И не так, как слушатели обычно приветствуют исполнителей, когда аплодисменты зарождаются в одном конце и постепенно распространяются повсюду, но взорвалась вся одновременно, вопя в один голос.

Клиф, согнувшись, проковылял на сцену. Он подошел к своим камням и уселся, безрадостно глядя за кулисы. За ним появился Глод, щурясь от яркого света.

И это, вроде бы, было все. Глод повернулся и сказал что-то, неслышное за шумом и остался стоять с неловким видом.

На сцену поднялся Бадди, слегка покачнувшись, как будто его пихнули.

Вплоть до этого момента мистер Клит считал, что толпа оглушительно орет. Теперь он понял, что это было неразборчивое бормотание в сравнении с тем, что разразилось теперь. И становилось все громче и громче, пока юноша стоял, слегка склонив голову.

— Но он ведь ничего не делает! — заорал мистер Клит в ухо Сумкоротому. — Чего они так радуются тому, что он ничего не делает?!