Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

Смерть Крыс услужливо запищал.

— НЕТ. ОСТАВАЙСЯ С НИМ. Я ЗНАЮ, КУДА ОНИ ОТПРАВЯТСЯ. ИСТОРИЯ ЛЮБИТ ПОВТОРЫ.

Он взглянул на башни Незримого Университета, высящиеся над плоскими крышами города.

— И ГДЕ-ТО В ЭТОМ ГОРОДЕ ЕСТЬ ЛОШАДЬ, КОТОРОЙ ПОД СИЛУ ВЕЗТИ МЕНЯ.

— Внимание. Что-то пробирается на сцену… Что они такое?

Прудер присмотрелся.

— Я полагаю… Это могут быть и люди, сэр.

Толпа прекратила топать коллективными ногами и замерла в угрожающем «вам лучше бы не лажаться» молчании.

Грохт шагнул вперед с безумной ослепительно сияющей улыбкой на лице.

— Да, но в любую минуту они могут разорваться пополам и нашим глазам предстанут отвратительные твари, — с надеждой заявил Ридкулли.

Грохт качнул грифом и взял аккорд.

— Бог мой! — воскликнул Ридкулли.

— Сэр?

— Звук в точности как от кота, который пытается справить нужду с заклеенной задницей!

Прудер смотрел на него, охваченный ужасом.

— Сэр, вы никогда не говорили, что вы когда-либо…

— Нет, нет, но это очень похоже на то, как кот орал бы. В точности вот так.

Толпа замерла в нерешительности, вызванной неожиданным развитием событий.

— Привет, Анк-Морпорк! — крикнул Грохт и кивнул Подонку, который уже со второй попытки попал по барабанам. Так «Паддерживающие Банды» начали свой первый и, как оказалось, последний номер. То есть, строго говоря, три последних номера, поскольку Грохт заиграл «Анархию в Анк-Морпорке», Джимбо совершенно окостенел, потому что не видел себя в зеркало и мог играть единственную страницу из самоучителя Блерта, которую помнил, а именно оглавление, а Простак запутался пальцами в струнах. Что же касается Подонка, то ноты его вообще не касались, он сконцентрировался на ритме. Многие люди на это не способны. Однако, как мог заметить Ридкулли, для Подонка простой хлопок в ладоши являлся подвигом концентрации. Поэтому он совершенно замкнулся в своем мирке и даже не видел, как публика вскипела будто суп и обрушилась на сцену.

Сержант Колон и капрал Шноббс несли стражу у Деосиловых Ворот, по-товарищески деля на двоих сигарету и прислушиваюсь к далекому реву Фестиваля.

— По звуку — значительная ночь, — заметил сержант Колон.

— Довольно точно, сержант.

— По звуку у них какие-то проблемы.

— Хорошая у нас сегодня работа — подальше от всего этого.

На улице показалась лошадь с седоком, который прилагал все усилия, чтобы не свалиться наземь. Когда они приблизились, стражники узнали перекошенного С.Р.Б.Н. Достабля, скакавшего с непринужденностью мешка картошки.

— Проезжала ли здесь повозка? — вопросил он.

— Которая из, Себя Режу? — уточнил сержант Колон.

— Что ты имеешь в виду — которая из?

— Ну, из вообще было две, — объяснил сержант. — Одна с двумя троллями, вторая с мистером Клитом сразу вслед за первой. Ну, ты знаешь, из Гильдии Музыкан…

— О, нет!

Достабль пришпорил коня и упрыгал во тьму.

— Что все это значит? — спросил Шнобби.

— Кто-то, должно быть, задолжал ему пенни, — предположил сержант Колон, разглядывая пику.

Вновь раздался приближающийся перестук копыт. Стражники едва успели припасть к стене, как лошадь пронеслась мимо.

Она была огромной и белоснежной. Черный плащ всадника развевался по ветру, так же как и волосы. Они пролетели мимо, как порыв урагана и растаяли на равнинах.

Шнобби уставился им вслед.

— Это была она, — сказал он. — Сьюзан Смерть.

Свет в магическом кристалле сжался в точку и погас.

— Таких трех дней, стоящих магии, я больше не увижу, — пожаловался Главный Диспутатор.

— Стоящих каждого чарума, — добавил Профессор Неопределенных Исследований.

— Но не так круто, как смотреть их живьем, — сказал Преподаватель Современного Руносложения. — Что-то здесь не то с тем, как именно потеешь.

— Я думаю, все это закончится так же хорошо, как и начиналось, — сказал Профессор. — Я думаю…

Рев, разнесшийся по зданию, заставил волшебников окаменеть. В нем было что-то животное, но одновременно с тем и минеральное, металлическое и с краями, как у пилы.

Чуть погодя Профессор проговорил:

— Естественно, тот факт, что мы только что слышали ужасающий, кошмарный вопль, от которого кровь стынет в жилах, а костный мозг — в костях, не означает, будто что-то пошло не так.

Волшебники выглянули в коридор.

— Он донесся вон оттуда, снизу, — сообщил Профессор Неопределенных Исследований, направляясь к лестнице.

— Почему же ты пошел наверх?

— Потому что я не идиот!

— Но ведь это, может быть, какое-то ужасное вторжение!

— Ну вот, сам же говоришь, — заметил Профессор, прибавляя ходу.

— Да ради богов, иди куда хочешь. Прямо над нами студенческий этаж.

— А. Экхм.

Профессор медленно спустился, бросая вверх настороженные взгляды.

— Смотрите, ничего страшного не происходит, — заявил Главный Диспутатор. — Это место защищено могущественными чарами.

— Это точно, — согласился Преподаватель Современного Руносложения.

— И я уверен, что мы должны периодически усиливать их — это наш долг, — добавил Диспутатор.

— Эээ. Да. Да. Безусловно, — сказал Преподаватель.

Звук накатил вновь. Теперь в нем можно было различить легкую пульсацию.

— Это в Библиотеке, мне кажется, — сказал Главный Диспутатор.

— Кто-нибудь видел в последнее время Библиотекаря?

— Он постоянно что-то тащил, когда я его видел. Вам не кажется, что в этом есть что-то оккультное?

— Это же магический университет.

— Ну да, но я имею в виду нечто еще более оккультное.

— Будем держаться вместе, да?

— Я держусь.

— Потому что когда мы едины, кто способен нас одолеть?

— Ну, во-первых, огромное мощное…

— Заткнись!

Декан приоткрыл дверь в библиотеку. За ней царила жаркая, бархатная тишина. Только время от времени какая-нибудь книга шуршала страницами или тревожно позвякивала цепью.

Серебряный свет лился на лестницу из подвала. Оттуда же иногда доносилось «уук».

— Если судить по звуку, он не очень расстроен, — заметил казначей.

Волшебники прокрались к двери, ориентируясь на поток света.

Волшебники спустились в подвал.

У них перехватило дыхание.

На высоком помосте в центре комнаты, окруженном свечами…

…находилась Музыка Рока.

Высокая темная фигура выскользнула из-за угла на площадь Сатор, поспешно пересекла ее и проскочила в ворота Незримого Университета.

Видел это только гном Модо, садовник, который катил тачку с компостом, совершенно довольный жизнью. Прекрасный был день. Как и большинство дней на памяти Модо.

Он ничего не слышал о Фестивале. Он ничего не слышал и о Музыке Рока. Модо ничего не слышал об огромном количестве разных вещей просто потому, что и не слушал. Больше всего он любил компост, потом розы, поскольку розы были чем-то, что выходит из компоста и в него же и возвращается.