Джеймс Блэйлок - Гомункул

Капитан покачал головой и выбил в медную чашу пепел из своей трубки. Взглянул на часы над прилавком — почти половина одиннадцатого. Дождь унялся. Не было заметно капель, сползавших по освещенному колпаку уличного фонаря. Со стороны Джермин-стрит между тем послышались чьи-то неспешные шаги. Затихли. Капитан Пауэрс усмехнулся, и Теофил Годелл едва заметно кивнул в ответ. Возобновясь, звук шагов отвернул к дому Кибла, наискосок через улицу. Могло статься, это шагал Лэнгдон Сент-Ив, завернувший к игрушечнику обсудить свой короб-оксигенатор [11] Устройство для насыщения воздуха кислородом. . Но нет, Сент-Ив остановился бы, завидев свет. Ему уже следовало пообщаться с Кракеном и думать теперь о кораблях, прилетевших с иных планет. Это кто-то другой.

На мостовую напротив легла чья-то сгорбленная тень — горбатая тень, если быть точным, — и поспешила мимо газового фонаря, чтобы раствориться во тьме, но капитан уже был уверен, что там она и остановится. Пять ночей подряд одно и то же.

— Этот ваш горбун уже на той стороне, — сказал капитан Годеллу.

— Вы уверены?

— О да, точно он. Так и будет бродить вокруг, покуда я не погашу свет.

Годелл кивнул и возобновил свой рассказ:

— Итак, мы с Жеральдином последовали за странной парочкой через полгорода, до самого Лаймхауса, где те скрылись в пабе под названием «Кровяной пудинг». Мы, как сообразили, что заведение полным-полно таких же бесцветных людей, ушли сразу. Мы выделялись средь них, точно два гиппопотама. При этом не могу сказать, чтобы хоть кто-то обратил на нас внимание, кроме него.

Годелл повел бровью в сторону улицы.

— Тоже горбун в любом случае. И пусть я незнаком с этим Нарбондо, вполне допускаю, что это был именно он. Если глаза мне не солгали, он поедал еще живых птиц. Такое зрелище после шампанского, выпитого под копченую сельдь, крепко сбило нас с толку, надо признаться, и я был бы счастлив совершенно о нем забыть, не вовлеки вы меня в эти ваши делишки. Он все еще там?

Капитан кивнул. Ему видна была только тень горбуна — неподвижная, точно куст, едва различимая на стене дома.

Новые шаги приближались под аккомпанемент беззаботного и слегка фальшивого посвистывания.

— Хватайте шляпу! — вскакивая, распорядился капитан Пауэрс. Потянувшись вперед, он прикрутил лампу, и лавка погрузилась во тьму. В то же самое время, целеустремленно шагая к дверям Кибла со своим пакетом бумаг, на перекрестке показался Лэнгдон Сент-Ив, исследователь и изобретатель.

Тогда же горбун — доктор Игнасио Нарбондо — сгинул без следа. А Годелл бросился к двери, торопливо махнув Пауэрсу, нырнул в темноту и устремился на восток по Джермин-стрит, в сторону Хеймаркет. На другой стороне улицы Уильям Кибл распахнул дверь и радушно приветствовал Сент-Ива, который с изумлением всматривался в спешившую прочь от внезапно померкшей табачной лавки темную фигуру. Пожав плечами, ученый обернулся к другу, и обоих поглотила внутренность дома Кибла. Дела капитана всегда представлялись загадочными.

Улица была безмолвна и сыра, свежесть дождя на мостовой пропитала воздух табачной лавки, ненадолго напомнив капитану о брызгах морской пены и тумане. Но спустя мгновение морок рассеялся, унося с собою видение призрачных морских просторов. Капитан Пауэрс стоял в своей лавке, погруженный в раздумья; ленивый завиток дыма поднимался в темноте над его головой. В спешке Годелл забыл свою трубку. Утром он непременно вернется за ней, будьте уверены.

Неожиданный тихий стук в дверь заставил капитана вздрогнуть. Он ждал позднего гостя, но плетущиеся в ночи интриги могли вселить страх даже в статую. Пройдя ко входу, он потянул на себя тяжелую дверь; там, в тусклом свете уличного фонаря, стояла женщина в плаще с капюшоном. Она торопливо прошла в лавку, проскользнув мимо капитана, и Пауэрс притворил за нею дверь.

Вслед за Уильямом Киблом Сент-Ив поднялся тремя лестничными пролетами выше, в захламленную мастерскую. Поленья горели в железном коробе, дымом уносясь в ночь через сложенную из керамической плитки трубу, и огонь был такой, что в комнате, хоть и просторной, было душновато и почти жарко. Впрочем, в такую промозглую ночь тепло приятно бодрило, заодно помогая испаряться брызгам дождя, летевшим в комнату мимо черепиц крыши. Под самым коньком крыши — как раз над огнем — по соседству с витражным оконцем свесил свои исполинские листья инопланетного вида оленерогий папоротник, и капли воды, ползущие вдоль плохо законопаченной рамы, сочились с подоконника прямо в замшелый, прогнивший ящик, служивший растению домом. Почти ежеминутно, как только воды набиралось достаточно, из-под ящика низвергался маленький водопад, с шипеньем пара орошая раскаленный короб.

Почерневшие стропила круто уходили вверх, поддерживаемые несколькими большими балками, тянувшимися на все двадцать футов ширины мансарды и дававшими приют несметному количеству мышей, возившихся в мусоре и бегавших среди опор, подобно деловитым эльфам. С балок свисали всяческие чудеса: крылатые чудища, деревянные динозавры, маски из папье-маше, причудливые воздушные змеи и деревянные же ракеты, гуттаперчевая голова обезьяны с изумленным выражением на перекошенной мордахе, огромная стеклянная сфера, наполненная множеством крохотных резных фигурок. За долгие годы, проведенные под этими балками, ярко окрашенные воздушные змеи в форме экзотических птиц и глубинных рыбин заросли паутиной и пылью, кое-где покрылись бурыми пятнами грязной дождевой воды. Немалые куски давно отъели мыши и тараканы, устроившие себе укромные жилища в руинах подвешенных диковин.

Половицы красной сосны были, однако, чисто подметены; бесчисленные инструменты, висевшие над двумя верстаками, хоть и не создавали впечатления порядка, все же поддерживались в отменном состоянии, они тускло поблескивали начищенными медными и стальными деталями в мерцании полудюжины настенных светильников из дерева и стекла. Кашляя в рукав, Кибл смахнул кучку лиловых ракушек и калейдоскоп с одного из верстаков, а после обмел его щеткой конского волоса, чья изящная резная ручка изображала растянувшуюся в прыжке лягушку.

Сент-Ив громко восхитился щеткой.

— Нравится, да? — спросил Кибл.

— И весьма, — подтвердил Сент-Ив, большой поклонник философии Уильяма Морриса [12] Моррис, Уильям (1834–1896) — английский поэт, писатель-утопист, художник и дизайнер, лидер «Движения искусств и ремесел» — художественного течения Викторианской эпохи, стремившегося противопоставить самобытное ручное творчество индустриализации буржуазного общества. в отношении гармоничного сочетания красоты и пользы.

— Нажмите на нос.