karpovam - Тенета иллюзий

Согласно министерским данным и сведениям из публичных библиотек, после создания крестража сумасшествие неизбежно. Причем считается, что больше одного не создавал никто. Однако в книгах, купленных в Лютном, содержится несколько иная информация. Расщепление души само по себе не опасно, те же художники или артефакторы подобное практикуют довольно часто — опасны последствия. При отсутствии серьезной подготовки и не менее сложных восстанавливающих ритуалов и медитаций, выздоравливающая душа заполняет образовавшуюся пустоту теми качествами, что уже имеются в наличии. Таким образом, осторожный человек становится трусом, гордый — презирающих всех гордецом, властолюбивый теряет чувство меры и готов на любую подлость ради карьерного роста. Мечта превращается в сверхцель, манию.

Мои источники информации однозначно указывали на окклюменцию как на основной способ поддержания психического здоровья, однако они же настойчиво советовали ограничиться созданием одного крестража или хотя бы сделать перерыв лет в двадцать. Волдеморт считается сильнейшим мастером ментальных наук, однако вряд ли он был в курсе подробностей, когда творил первый крестраж. И когда создавал второй, скорее всего, тоже. По идее, он уже давно должен демонстрировать серьезные признаки неадекватности — тогда почему их нет? Он общается с массой людей, странности в поведении обязательно бы заметили и использованы против него.

По-видимому, есть особые нюансы при множественном расщеплении души, в которых разбираются только специалисты. На консультацию у мэтра Солано у меня денег не хватит, леди Алексии придется объяснять причину интереса, значит, она тоже отпадает. Есть еще один вариант, только больно уж он пугающий… С другой стороны, я давно хотел испытать силы в противостоянии с серьезным противником.

— Проходи, юное дарование! — ухмыльнулся МакИвер, открывая камин. — Читал о тебе заметку в Пророке, как раз между статьями об изобретении противопиксевого порошка и назначении нового главврача в Мунго. Мать рада, поди?

— Очень.

— Ну, еще бы. Откуда такой подкопченный?

— Из Акапулько, это в Мексике. Бросил все и неделю развлекался в свое удовольствие.

— Завидую тебе, — вздохнул мастер. — Я б тоже на недельку-другую усвистал, будь моя воля. Располагайся.

Мы находились в малой гостиной. Поместье древнего рода мастеров пространственных чар внутри значительно больше, чем снаружи, помещений много и все они достойных размеров, так что «малая» гостиная только по названию. Места хватало для длинного дивана, кресел, низкого столика и бара с напитками. Именно возле последнего МакИвер и застрял:

— Чего бы такого взять…

— Мне лучше что-нибудь слабенькое, мастер.

— А что так?

— Пощусь. Хочу почитать одну книжку. Ту, которая у вас хранится в закрытой части.

— Да ну? — МакИвер резко развернулся. — Считаешь себя готовым, малец?

— Есть основания, мастер, — я согласно склонил голову.

— Какие же?

— Я не так давно проверил себя в схожем деле и хочу попробовать взять новые высоты. Мать кое-чему научила, артефактами обзавелся… Думаю, что готов примериться, а дальше видно будет.

С момента схватки с Кодексом Фергюсонов прошел без малого год и я уверен, что улучшил свои навыки. Иначе бы не рискнул к одушевленной книжке лезть. Её разум ближе к человеческому, по сравнению с Кодексом, а значит, она опаснее, пусть и слабее.

— Дружок, ты себя переоцениваешь, — голосом человека, общающегося с идиотом в больничке, сказал МакИвер. — Не каждую книжку стоит открывать. Да что я говорю? На такую, как эта, даже смотреть страшно.

— И все-таки я рискну.

— Угу. Если она тебя поглотит, мне что делать прикажешь?

— Ну, вы же не пожалеете дружеской оплеухи? — улыбнулся я. — Читать стану в вашем присутствии, и если вдруг увидите, что не справляюсь, вмешаетесь в процесс.

Мастер Брендан помолчал. Идея ему совсем не нравилась, но прежде глупостей он за мной не замечал и о моих успехах в ментальных науках догадывался. Впрямую мы на эту тему не разговаривали, просто отношения с Мэй у него тесные, наверняка она с ним чем-то делилась. Думаю, поэтому он согласился.

— Ладно. Щелчок по носу тебе не повредит, слишком умным себя считать начал, а вытащить тебя я и впрямь успею.

— Спасибо, мастер.

— Не благодари, — поморщился тот. — Когда начнешь?

— Через три дня. Подготовиться надо.

— Да тут что готовься, что не готовься…

На самом деле, с последним утверждением он не прав, потому что последующие трое суток я провел с пользой. Постился, медитировал в беседке на источнике, очищался огнем, водой и солью, принес жертву духам, прося о помощи в трудном деле. Куница, мой покровитель, сожрал десяток вареных яиц, выхлебал литр парного молока (причем доить козу пришлось самому) и заполировал это дело стопкой огневиски. Остальные духи тоже приняли подношение, правда, им досталось поменьше. Еще сварил зелье Ясного Ума, помогающее концентрировать память и дающее некоторую защиту от чужого влияния, выпью его перед самым началом. Работать с одушевленными артефактами следует, находясь на пике формы, вот я и готовился.

Само чтение проходило в одном из ритуальных залов поместья МакИверов. В центре гептаграммы из вмурованных в каменный пол серебряных прутьев установили кафедру, на которой, между двух плошек с маслом, зажженных от чистого огня, положили гримуар. В луче, глядящем на север, встал оберегающий — мастер Брендан, в остальных положили обереги с руническими надписями. Все сделано, само собой, моими руками. Я стоял босиком, в одной льняной рубашке, на шее в мешочке висел защитный медальон-змеевик да на руке надежно холодил кожу уже проверенный в деле амулет.

Отговаривать и убеждать МакИвер не стал. Все уже сказано. Просто опустил палочку, замыкая внешний и внутренний контуры, и кивнул, подтверждая готовность.

Лежащий на деревянной столешнице фолиант источал недоброе внимание. Книга непрерывно изменялась, еле заметно, но постоянно становясь то чуть меньше, то чуть больше, обложка играла разными оттенками от ярко-алого до угольно-черного, из глубины её всплывали и тут же исчезали смутные тени. Прикасаться к ней не хотелось.

А надо.

Страниц как таковых в одушевленных книгах нет. Просто чистые желтоватые листы пергамента, всегда раскрывающиеся ровно посередине стопки. Кожа обложки, кстати, человеческая. Едва я перевернул страницы, как тихий вкрадчивый шепот, доселе раздававшийся где-то на краю сознания, медовой патокой втек в уши и принялся убеждать наклониться, взглянуть внимательнее, тщательнее присмотреться к смазанным знакам. Не нужно, эти книги читают иначе. Голос не давил, он обтекал выставленные окклюментные щиты, находя малейшие щели и плавно пробираясь вглубь, пытаясь подменить мои желания своими. Браслет на руке дернул болью и наваждение на время отступило. Я обновил щиты и торопливо послал мысль-запрос «Как влияет на душу создание нескольких крестражей?» Совершенно очевидно, что времени мало, долго мне не продержаться.