Стенли Вейнбаум - Под знаком «Если» [litres с оптимизированной обложкой]

С этими словами она взяла со столика нож для разрезания бумаг и с силой воткнула его себе в грудь по самую рукоятку. Затем вынула лезвие из раны, стерла проступившую кровь, и врачи с содроганием увидели, что на ее коже не осталось и следа ужасного удара.

– Я неуязвима, – сказала девушка. – Примите это как факт. А теперь ступайте, я хочу спать.

Пристыженные медики удалились в буфетную и немного посидели там, чтобы с помощью бокала вина обрести прежнее равновесие духа.

– Похоже, эксперименты подобного рода следует прекратить, – со вздохом заметил Бах. – Думаю, даже электрический стул окажется бессильным: она тут же приспособится к среде, наполненной электричеством. Пожалуй, здесь требуется только стотонный локомотив, – невесело усмехнулся старик и предложил расходиться по спальням.

За завтраком никто не обмолвился ни словом о ночном происшествии. Кира затем ушла в библиотеку, а мужчины отправились в лабораторию, чтобы понаблюдать за подопытными животными и кое-что обсудить без свидетелей.

К обеду мисс Зелас не вышла: миссис Гейц сообщила, что девушка покинула дом еще утром. «Началось», – подумал Скот. «Продолжается», – мелькнуло в голове у Баха. Они оба оказались правы.

Кира появилась только вечером. Еще с порога гостиной она заявила сидевшему там Скоту:

– Я случайно наехала на ребенка, и он, кажется, умер. Но меня никто не видел, так что нечего беспокоиться.

Не только новое преступление, но и тот спокойный тон, каким было сделано признание, потрясли Дэниела. Когда к нему вернулась способность говорить, он потребовал объяснений.

– Мне надоело торчать в доме, – капризно начала мисс Зелас. – Я решила погулять, но поскольку езда на автомобиле гораздо интереснее, чем простая ходьба, я села в машину с работающим двигателем. Остолоп, ее владелец, не выключил зажигание, отправившись покупать цветы. Я, естественно, рванула с места, чтобы не слышать его воплей, но на одном из перекрестков прямо под колеса бросился мальчишка. Он, видите ли, помчался за мячом.

– И вы не остановились, чтобы помочь? – едва не задохнулся от волнения Скот.

– Нет, конечно, – ответила красавица. – Напротив, я прибавила газу, а когда убедилась, что меня не преследуют, вернулась к перекрестку, чтобы послушать, о чем там судачат. Машина с трупом уже уехала, так что я все равно ничем не смогла бы помочь – разве что отдать себя в руки полиции.

– И, тем не менее, это обязательно надо сделать, – решительно проговорил Дэниел. – На вашей совести угон автомобиля, смерть ребенка, и, кроме того, вы скрылись с места преступления. Закон такого не прощает.

– Значит, надо изменить закон или встать над ним, – хладнокровно заявила Кира Зелас. – Я чувствую, что способна сделать это и, пожалуй, в ближайшее время займусь усовершенствованием мира.

У Скота создалось впечатление, что он говорит с безумной. Чтобы выиграть время, он сказал:

– Это следует обсудить. Дайте мне слово, что не покинете этот дом, пока мы все не решим.

Кира пожала плечами и снисходительно произнесла:

– Хорошо, если уж вы так настаиваете, Дэниел. Отложим все до утра.

Но утром ничего решать не пришлось: Кира Зелас исчезла. Вместе с ней исчезли ее туалеты и деньги, лежавшие в бумажниках врачей и в кошельке экономки. Как ей удалось незаметно покинуть дом, так и осталось загадкой – двери и окна оказались запертыми изнутри, как того требовал установленный порядок.

Скота больше всего уязвила ложь девушки.

– Подумать только, солгать с таким невинным лицом! – горячился он.

– Ничего странного, – философски заметил Бах. – Лгущих во имя выживания существ в природе сколько угодно. Это явление называется мимикрией, и она никому не казалось безнравственной.

– Но мисс Зелас – человек, а для любого из людей понятие «порядочность» не пустой звук, – не успокаивался Дэниел.

Доктор Бах снова усмехнулся.

– Я не стал бы выражаться столь категорически – и насчет человека, и насчет порядочности. Но одно я понял твердо: у нашего чудовища началась вторая фаза адаптации. Теперь она примется за переустройство мира.

– И что же нам делать? – растерянно спросил Дэниел.

– Ничего. Остается только ждать.

Дни складывались в недели, но никаких сведений о Кире Зелас не поступало. Несостоявшиеся экспериментаторы вернулись к свои обязанностям: доктор Бах вновь вознесся на начальственный Олимп, а доктор Скот первым делом уничтожил все следы своих биохимических опытов. Он усыпил морских свинок, кошку и собаку, подвергшихся воздействию сыворотки, а также расколотил ампулы с опасным препаратом.

Однажды по селектору последовало предписание немедленно явиться в кабинет руководителя клиники. Дэниел поспешил на вызов и застал доктора Баха за чтением газеты.

– Взгляните-ка на это. – Старик с брезгливой миной подтолкнул газетные листы в сторону Скота. – Похоже, начинается следующий акт.

В заметке, проглоченной единым духом, говорилось, что восходящее светило юриспруденции обворожительная Кира Зелас почтила своим вниманием известнейшего финансиста N. Корреспондент многозначительно упоминал также об ее экстравагантных нарядах и удивительном макияже, отдав должное и успешной самозащите на процессе по ложному обвинению очаровательной дамы в убийстве. Этот бред занял целую полосу светской хроники.

– Под этим N. наверняка скрывается значительная фигура – кто-нибудь вроде министра финансов, – прокомментировал заметку Бах, увидев, что Дэниел уже прочел ее. – Здесь, правда, не указано, каким образом в этих кругах возникла фигура Киры Зелас, но с ее красотой и беспринципностью это оказалось, думается, не таким уж сложным делом.

Дэниел пожал плечами.

– Мне кажется, что все закончится пшиком, – заметил он. – В нашей стране еще не было случая, чтобы женщина надолго удержалась у власти.

– Так то женщина, – усмехнулся доктор Бах. – А здесь речь идет о Кире Зелас. Эти марионетки в правительстве даже не понимают, какого зверя пустили в политический огород.

Каждый день приносил что-нибудь новенькое. То писали об общественных мероприятиях, которые украсила своим присутствием необыкновенная Кира Зелас. То проскальзывали намеки на некие интриги, раскачивавшие политический корабль. Наиболее ретивые журналисты иногда говорили о теневом кабинете министров, пересказывали сплетни, делали намеки. Но всякий раз – завуалированно или напрямую – упоминалась все та же Кира Зелас.

Постепенно тон сообщений изменился. Теперь редко можно было уловить иронию или, не дай Бог, сарказм: заметки приобрели вполне благопристойное звучание, что несомненно свидетельствовало о возросшей роли нового политического деятеля.