Милена Завойчинская - Эльф на полке

Разумеется, в моем сне мне никто не отвечал. Но я часто разговаривала вслух, чтобы было не так страшно, глупо и одиноко. Вот и сейчас вела монолог. Пусть я понимала, что всё это не в реале, а в подсознании. Как бы. Но от этого мне было не менее жутко. Нужно же вскрыть саркофаг, чтобы проверить, не там ли тело заколдованного эльфа.

А если оно там, вдруг совсем неживое? Мумия, например. Мо́щи зачарованные. Или как в сказке – в летаргическом сне, а волосы и ногти растут. Неизвестно ведь, чего ожидать.

И непонятно, каким образом открыть крышку. Она монолитная, тяжелая, плотно прилегает. Настолько плотно, что с трудом можно найти линию стыка. Как бы не приросла за столько лет.

– Ну что ж… – потерла я ладошки. – Стукнем, дунем, плюнем, притопнем и, наверное, что-нибудь расхреначим. Как обычно.

Пожалуй, я опущу ту часть, где я всё это вытворяла. Если вкратце, то пришлось притащить сюда крепкие деревянные табуреты из кухни, три матраса из ближайших спален, большие подушки, две каминные кочерги, несколько кухонных тесаков, два мотка веревки.

А всё потому, что мне необходимы были рычаги и что-то мягкое и высокое, куда я планировала столкнуть крышку. Мрамор – минерал, конечно, твердый и крепкий. Но нежные слабые женские руки могут и его превратить в щебёнку. Так что на антивандальные прослойки я возлагала большие надежды. И на них же планировала возложить каменную хрень, когда столкну ее с саркофага.

И не прогадала. Когда эта тяжеленная фигня грохнулась, аж потусторонний гул прошел, как мне показалось. Но грохнулась она на сложенные друг на друга матрасы. Так что все уцелело: и пол, и крышка саркофага, и мои уши.

– Фу-у-ух! – утерла я рукавом лоб. Аж взмокла, пока рычагами и тесаками приподнимала и сдвигала, а потом веревками тащила. – Нет непреодолимых препятствий для женщины в поисках мужа. Привет, дорогой.

Муж лежал там, в каменном ящике. Я уже успела это проверить, заглянув в щелочку. Я ведь не совсем дура – стаскивать крышку до конца, если бы там было пусто.

Отдышалась я, отдохнула, дождалась, пока перестанут трястись от перенапряжения конечности. Кряхтя, встала и побрела знакомиться.

Мужчина, упрятанный в саркофаг, был прикрыт плотной парчовой тканью. Лишь прядь золотистых волос сбоку виднелась.

– Ну-с… Раз! Два! Три! Альвисс, приди… – подбадривая саму себя, чтобы не так жутко было, потянула я прочь парчу.

Медленно вытащила ее из ящика и, затаив дыхание, уставилась внутрь.

– Н-ну-у-у… – протянула после паузы. – Могло бы быть и хуже. Не переживай, муженек. Мы тебя пропылесосим, почистим, помоем, пострижем, отманикюрим, и будешь ты как новенький. Только я тебя, пожалуй, стану называть Селендином. Альвисс – это тот, который у меня на полке сидит. Мне так привычнее.

Тело высокого мужчины в саркофаге было облачено в парадный костюм. Тот же, что и на портрете. Но вот что странно. Парча́, которой он был укрыт, осталась целой. Хотя и жутко пропылившейся.

А одежда пришла в негодность. Ткань явно истлела местами, и вообще у меня появилось подозрение, что, перед тем как очутиться здесь, Селендин участвовал в схватке. Потому что на костюме присутствовали явные прорехи, нанесенные чем-то острым. Ножом? Когтями?

Насчет волос я оказалась права. Они… росли. Все эти долгие-долгие годы, пока сознание эльфа находилось в фарфоровом тельце куклы, его настоящее тело продолжало частично функционировать. Из чего делаем вывод, что стазис если и имелся, то неполный.

Ох уж эта магия, ох уж эти маги.

– И что же мне с тобой делать? – задала я риторический вопрос.

Ответ я не успела дать сама и не услышала извне. Проснулась.

Полежала некоторое время, таращась в потолок, после чего выбралась из постели и подошла к кукле. Долго стояла, рассматривая фарфоровое лицо, сравнивая с настоящим, тем, что только что видела в своем полусне-полувидении.

Открыла рот, чтобы сообщить Альвиссу, что отыскала его тело, но внезапно передумала. Сама не знаю отчего, но говорить это вслух категорически не хотелось. Безо всяких явных причин, но душа противилась.

Помолчав, я пожала плечами и ушла в ванную. Пора собираться на работу.

Когда ехала вечером домой, возникло ощущение слежки и взгляда в спину. Неприятное такое, зудящее. Так бывает порой в метро. Когда вроде сидишь и спокойно читаешь книгу, и вдруг понимаешь, что на тебя кто-то смотрит. И даже эмоции взгляда считываешь: любопытство, мужской интерес, пренебрежение, насмешка, злость.

Никогда не могла объяснить это логически – ведь взгляд это нечто неосязаемое и беззвучное. Но почему-то ощущаемое. Каким-то внутренним локатором улавливаешь чужое внимание. Более того, даже направление взгляда всегда четко понимаешь. Вот как так?

И сейчас я чувствовала тяжелый, напряженный взгляд в спину. Выжидательный. Вроде и без угрозы, а неприятно.

Когда заходила в подъезд, едва удержалась от того, чтобы не начать оглядываться.

Уже дома долго стояла у окна, подглядывая из-за шторы. Но, конечно же, никого не увидела. Спать легла пораньше, но перед этим… Да-да, я параноик. Но если вам чудится слежка, это вовсе не означает, что ее на самом-то деле нет. Просто вы не смогли в этом удостовериться.

В общем, как бы ни было смешно, но я заперла входную дверь на все три замка, хотя обычно пользуюсь только верхним или нижним. Еще и цепочку накинула. А потом, подумав, подтащила обувную тумбу и устроила баррикаду.

Мы с моей паранойей нежно друг друга любим, нам вдвоем хорошо, и лишние маньяки в компанию нам не требуются.

Ночь прошла тревожно во всех смыслах. Мое тело нервничало из-за вчерашнего ощущения слежки. А мое подсознание во сне очутилось на том же самом месте, где и в прошлый раз. Подземелье, саркофаг с открытый крышкой. Тело Селендина. И темнота. Светильники-то я погасила накануне, когда почувствовала, что вот-вот проснусь.

Пришлось помучиться, пока снова зажгла. После я приблизилась к каменному ящику и склонилась, пытаясь понять, произошли ли какие-нибудь изменения с хранившимся там эльфом.

Не произошли.

Ладно. Значит, работаем.

Это было… трудно. Дорогой супруг, надеюсь, ты никогда не узнаешь, сколько раз я тебя роняла и стукала. Прости, я не специально, но ты на редкость костлявая и тяжелая зараза. Даром что неживая. У меня чуть пупок не развязался, пока я тебя выковыряла из твоей мраморной ракушки-ловушки.

И как волоком тащила на твоем парчовом покрывале наверх из подземелья, я тебе тоже не стану никогда рассказывать. Меньше знаешь, спокойнее спишь.

– Тяжеле́ц! – утирая пот со лба, разогнулась я в очередной раз, чтобы передохну́ть. А то как бы не передо́хнуть от напряжения. – Полный тяжелец! – Скосила глаза на худое длинное тело на полу. Вздохнула и исправилась: – Тощий тяжелец! Вот что за жизнь пошла, а? Раньше мужчины женщин на руках носили. А теперь женщины таскают драгоценных. То на ручках – «ты ж мой куклёночек», то волоком – «что ж ты такой трудный»… Ну, поеха-а-али-и-и.