Владимир Батаев - Утраченный гримуар [СИ, с иллюстрациями]

– Это потому, что у меня в реале секс был, и не один раз, – Саншайн посмотрел на Герхарда сверху вниз и, видимо, чтобы добить, добавил: – Её зовут Жанна. И у неё обалденные сиськи.

Минус четыре стены и выбывший временно Герхард, застывший с отвисшей челюстью сразу после первого грохота. Я повернулся к Дариану, думая, закрыть ему уши от таких откровений или пошутить про новую маму, но столкнулся с его скучающим взглядом. Молодой да ранний, что ли? Ладно, есть смысл промолчать, и я обернулся к вновь ожившему Герхарду.

– Так ничем же не отличается: что в виртуале, что в реале!

Стены остались на месте. Саншайн усмехнулся и скрестил руки на груди, и как будто бы стал выше ростом. Дариан толкнул меня в бок и спросил:

– Правда?

– Да, – я-таки стащил у него сладкий попкорн и уже с набитым ртом добавил: – В реале дети могут получиться.

Послышался характерный грохот убранной преграды. Герхард воскрес, но никак не мог придумать, чем бы таким ответить своему противнику. Кажется, победа таки останется за паладином.

– А Саншайн был сначала бардом!

Стена, конечно, где-то там громыхнула, но на самого паладина слова не оказали никакого воздействия.

– Разве паладинами не латники становятся? – удивился я.

Саншайн покачал головой:

– Да кто угодно может, просто кроме латников обычно никто не выбирает путь служения богу. Местному цифровому, естественно. Данька вон изначально магом был, сейчас две ветки качнул: силу и магию, и не пригрозишь теперь, что выпорешь.

Ага, а «отец меня убьёт» я, что ли, тут недавно причитал? Но вслух я ничего не сказал, лишь многозначительно кивнул. Но вообще интересно получается: через Саркофаг можно прокачать лишь то, что предусмотрено игрой. Например, админским аватаром Йорику никогда не стать, даже запихай он меня в теле императора и выкачай все статы. Вру, на служебных аватарах статов не бывает. Так, ладно, информация, конечно, занимательная, но пока что бесполезная.

– Спать хочу, – Дариан зевнул и протянул мне свой попкорн.

Послышался новый грохот. Саншайн обернулся к сыну и нахмурился.

– Винс, свари ему бодрящее зелье. На себе я его точно не понесу, вы, думаю, тоже. А к раздаче призов надо прийти всем вместе.

И минус ещё три стены.

– Не хочу зелье! Оно противное!

Я решил, что считать рухнувшие преграды – дело совершенно бесполезное, тем более их целая тысяча должна быть. Неужели нельзя как-то побыстрее пройти этот данж? Какой-нибудь околочитерный способ?

– Потому что ты противный папенькин сынок! – не преминул вставить Герхард, желая взять реванш, но местное божество его проигнорировало. – Да как так-то?! Саншайн, божок тебе подыгрывает! – снова тишина. – Ладно, сдаюсь.

– Давно бы так, – хмыкнул Саншайн и снова повернулся к Дариану: – А ты чего хотел? Кофе? Так в этом мире его нет. Да и чтобы попасть в этот данж вместе с Винсом, ты столько усилий приложил, а сейчас готов сдаться? Только потому, что зелье противное? Так абстрагируйся от вкуса, как я тебя учил.

Дариан не ответил, демонстративно отвернулся и пошёл в сторону, где недавно грохотали отодвигаемые стены. Достал на ходу пузырёк с бодрящим зельем, выпил и бросил пустую склянку назад, аккурат под ноги отцу. Саншайн выругался сквозь зубы и пошёл следом, не особенно стараясь догнать. Мы с Герхардом переглянулись и пошли за ними. До следующего тупика никто не проронил ни слова, поэтому примерно минут двадцать в лабиринте царила удивительная тишина.

По идее, следующая истина была за мной, но в голову ничего не приходило. Рассказать разве что и тут про то, как в детстве взломал магазин, продающий фигурки? В принципе, можно. Но когда до новой преграды оставалось несколько метров, Дариан сказал:

– Мои родители не были женаты.

Стена ушла в сторону. Саншайн напрягся и ускорил шаг, ускорил его и Дариан, продолжая громко и отчётливо твердить факты из своей жизни, случившейся до попадания в игру.

– У них был договор, что она получает деньги, он – меня. Никогда не волновался из-за её отсутствия. И судя по всему надо было волноваться из-за того, что однажды она может объявиться. Потому что именно это она и сделала, когда мне диагностировали неоперабельную опухоль головного мозга. Я лежал в больнице с сильными головными болями, когда отец напился, и его лишили водительских прав. А потом явилась она с адвокатами, чтобы лишить ещё и родительских. Хотите узнать, что хуже: проверяющие из органов опеки или рак? Первые доставили мне больше хлопот и вымотали так, что жить уже не хотелось. А умереть так легко, как в стихотворении, что я вычитал в одной из книг, найденных в отцовской библиотеке: на карниз и вниз. Конечно же, у меня ничего не получилось. Ещё и родителей вызвали, обоих, прямо из зала суда, где велось предварительное слушание о моей опеке. Она была за рулём. Какой-то мудак выехал навстречу. Она умерла сразу, отец отказался полностью парализован. А все потому…

Саншайн всё-таки его догнал, притянул к себе за воротник и зажал рот ладонью. Он стоял так с минуту, не давая Дариану убрать свою руку, и когда грохот стих, отчётливо произнёс:

– Ты ни в чём не виноват.

И будь благословенны цифровые боги этого мира за то, что очередная стена где-то недалеко от нас ушла в сторону. Саншайн отпустил Дариана, тот несколько раз моргнул совершенно сухими глазами, потом закрыл ладонями лицо – руки дрожали. Чёрт, он, кажется, боялся, что его заставят рассказать правдивую историю из своей жизни, а в итоге сам выболтал всё то, чего никто не требовал.

Повисло неловкое молчание. Герхард, отвернувшись в сторону, матерился одними губами. Похоже, он всё это уже слышал, возможно, даже от самого Дариана. Но если ему, знающему правду, так хреново сейчас, то что взять с меня? И уйти из лабиринта без ничего я не могу. И заставлять остальных идти дальше тоже. Чёрт. Что делать? Себ говорил, что даже если вас съели, у вас всегда есть два выхода. Но Себа здесь нет! А ведь он бы наверняка сейчас как-нибудь пошутил, развеяв эту мрачную тишину. Как бы ты пошутил, Себ? Что бы ты сделал? Я едва подавил желание схватиться за голову. Что бы сделал Себ? Что бы он сделал? Что?!

– Вода мокрая! – заорал я, запрокинув голову вверх.

Саншайн и Герхард посмотрели на меня как на идиота. Но очередная преграда рухнула, и воодушевлённый этим я продолжил:

– Зайцы косые! У кошки четыре ноги! У меня две. Ёжики колючие! Я так и не понял, почему Дариан сказал мне, чтобы я не был ёжиком! У носорога рог! Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов! Дважды два четыре!

– Хватит! Заткнись! – раздалось откуда-то сверху, а потом над нами появилась голова, сотканная из дыма. – Только-только всё как надо пошло, и тут ты разорался!