Дмитрий Карпин - Мир, где нас не ждали

— Денис, я могу быть с тобой откровенным? — тем временем перестав буравить Громова-младшего взглядом, спросил Бахчисараев.

— Да, Кир, можешь, — принимая предложенную игру, так же без фамильярности, ответил Денис.

— Тогда скажу честно, ты мне нравишься, Денис. Парень ты хороший и как человек, и как опер. Ты ведь почти в одиночку взял Богатырева, а это дорогого стоит.

Денис поморщился: «Опять меня хвалят за то, что я не совершал».

Бахчисараев с подозрением скосил взгляд, будто учуяв неправду, но Денис вовремя нашелся:

— Рука, — он помахал перед носом комитетчика гипсом, — иногда как кольнет, аж до мозга костей пробирает.

— Ясно, — кивнул Бахчисараев. — Ну, продолжим. Буду с тобой откровенен, ты, конечно, находишься под подозрением, но это и не мудрено в сложившейся ситуации. Но я искренне надеюсь, что все подозрения с тебя будут сняты в ближайшие дни. Во-первых, никаких улик против тебя нет, во-вторых, сам Богатырев признался, что и слыхом о тебе не слыхивал, до тех пор, пока ты его не подстрелил, ну, а в-третьих, ты блестяще прошел полиграф.

— А мой отец и Ю… товарищ Гончарова? Они его не прошли? — Денис и сам знал ответ на этот вопрос, но если играть, то играть до конца. Ёжик, захоти она того, то с легкостью бы смогла обмануть любой детектор лжи, а отец — он ни в чем не замешен и ни в чем не виновен, и проверка на полиграфе бы это доказала. Но, как понимал Денис, Юле было зачем то необходимо, чтобы они с Громовым-старшим угодили в цепкие лапки КГБ, и о подброшенных для этого уликах она позаботилась.

— Нет, Денис, — прямо глядя в глаза, соврал старший майор госбезопасности. — Товарищи Громов и Гончарова проверку на полиграфе провалили, полностью подтвердив свою вину.

«Ну, ты только посмотри, врет же и не краснеет, паскуда!» — возмутился про себя Денис.

— Твой отец, впрочем, до последнего стоял на своем, пытаясь доказать, что он ни к чему не причастен, и его просто подставили. А вот Гончарова оказалась куда более словоохотлива, она раскаялась в содеянном и, видимо, надеясь на поблажку, чирикала как канарейка на воле. Но в таком деле поблажки никакой быть не может, и этой птичке в ближайшем будущем придется чирикать уже в очень далекой клетке. — Бахчисарев даже улыбнулся, явно довольный собственной метафорой.

Громов-младший стиснул зубы и сжал кулаки. «Заехать бы тебе сейчас по физиономии, прямо здесь и прямо сейчас, — зло подумал он, — а не играть с тобой в примерного товарища коммунистического общества… Впрочем, за что? — неожиданно одернул себя Денис. — Ты ведь действительно считаешь их хитрыми и безжалостными преступниками и не стремишься возложить вину на невиновных». Кулаки разжались сами собой. В душе хотелось винить именно Бахчисараева, но он ведь просто выполнял работу и долг перед страной и обществом, но ненавидеть хотелось именно его, поскольку Юлю ненавидеть Денис просто не мог.

— И что им теперь грозит? — собравшись с мыслями, спроси Громов-младший.

— Марс.

— Марс?! — воскликнул Денис. И все тотчас встало на свои места.

«Конечно же, Марс! Вот чего она добивалась! Ведь все ответы и спасение именно там. Но ведь на Марсе ёжик окажется в ГУЛАГе, и возможности развернуться у нее точно не будет. Хотя… отец тоже будет там, впрочем, как и Игорек… да, его она, похоже, тоже обработала!» Тут же вспомнилась странная реакция богатыря на появление их с Юлей в момент облавы, тогда Денис не предал этому значения, но теперь точно вспомнил, что Игорек лишь удивился и опустил автомат. И уже потом на допросе ёжик с богатырем будто о чем-то перемигивались. Да и странная фраза Кики: «тебя не велено убивать, даже калечить нельзя». Но теперь мозаика пазла сложилась, и детальки встали на места. «Эх, Юля, Юля, ты все продумала, даже мою будущую роль, о которой я пока и знать не знаю, поэтому тебе так нужно, чтобы я остался на свободе,… а что если…»

— Ден-ис! — будто откуда то издалека, раздался голос Бахчисараева. — Я понимаю, что ты расстроен судьбой отца, но это справедливость, Денис, и нужно жить дальше, поскольку у тебя своя судьба и свой путь. Поэтому не повторяй его ошибок. — Холодные, как сталь, глаза комитетчика блеснули и внимательно взглянули на оппонента.

«Все-таки он меня подозревает, — понял Громов-младший. — Или же думает, что я могу сорваться и попытаться спасти отца и Юлю. Ну что ж, здесь ты прав!»

— Вот, что я скажу тебе, Денис. Как однажды заявил товарищ Троцкий: «Дети не отвечают за грехи своих отцов», и это справедливо. Моя семья яркий тому пример…

Денис с интересом поднял глаза на старшего майора госбезопасности.

— Ты не задумывался отчего у меня такая странная и несовременная фамилия, попахивающая отголосками монархизма?

Денис покачал головой.

— Дело в том, что мой род берет свое начало в Забайкальском казачестве. Когда-то давно мои предки ходили набегами на Бахчисарай, после чего их так и стали прозывать, Бахчисараевцы. Мой прапрадед был казачьим атаманом, преданным Романовым. После революции во время гражданской войны он примкнул к белым и до последнего сражался против большевиков. Его расстреляли в 1926 году. Даже перед смертью, глядя в лицо собственным палачам, он выкрикивал монархические лозунги и плевался в большевиков. — С гордостью за предка заявил старший майор госбезопасности советского КГБ.

«Наверняка, услышь сейчас твою интонацию твой обожаемый Блюмкин, он бы тебя собственноручно к стеночке поставил и расстрелял», — мстительно подумал Денис. И, похоже, Бахчисараев что-то уловил в глубине его глаз, но расценил это по-своему.

— Не смотри на меня так косо, Денис. Я ничуть не оправдываю своего деда и не горжусь его приверженностью к белым. Но я отдаю ему должное и восхищаюсь его мужеством и стойкостью, и даже преданностью. Хотя эта преданность была взращена в нем с детства теми, кто ее не заслуживал. Людьми, что вложили в разум и сердце моего деда ложные и несправедливые идеалы, людьми, что считали себя выше других, что правили миром, живя в роскоши и богатстве, обирая других и заставляя миллионы тех, кого они считали ниже себя по крови, служить им и отдавать за них свои жизни.

«Красиво говоришь, — подумал Денис. — И даже верно. Здесь не поспоришь. Только вот слушать твои пропагандистские проповеди мне ой как сейчас не хочется… Впрочем, выбора у меня нет. Потерпим, послушаем. Так что говори, коль наболело».

Громов-младший кивнул несколько раз, будто понимая собеседника и соглашаясь с его точкой зрения, и, применив все свое актерское мастерство, сделал понимающее и проникновенное лицо, словно история прапрабахчисараева задела его за живое. И, увидев понимание в глазах слушателя, старший майор госбезопасности продолжил: