Елена Звездная - Лесная ведунья. Книга третья

– Значит, сообщать о моем появлении и все? – уточнил Агнехран.

– И все, – подтвердила я. – Ты слишком опасен, чтобы выступать против тебя в одиночку, или даже группой.

Маг усмехнулся и спросил:

– И много у ведьм таких… врагов?

Сделав еще крохотный глоток вина, я вспомнила лист с наложенным на него заклинанием неприкосновенности, и четыре имени, стоящих над всеми остальными. Остальных я, если честно, не помнила. А вот четыре имени главных врагов наизусть знали все ученицы Славастены.

– Первым твое имя стоит, – сказала, глядя на бокал, но внутренне видя тот самый неизменно белоснежный лист бумаги. – Вторым архимаг Городнен.

– Мертв, – вдруг изменившимся голосом произнес Агнехран.

Я на него посмотрела, да и спросила:

– Кто убил?

– Никто… – совсем странно сказал охранябушка. – Я был уверен, что никто. Сердце не выдержало. Городнен стар был совсем, он умер в своем кабинете, сидя за столом.

Ну… умер так умер, жалко конечно, но со всеми бывает.

– Кто еще? – напряженно спросил маг.

Я на него посмотрела, а он на меня глядит так, что увиливать не захотелось, правду сказала:

– Архимаг Дайтенс.

– Мертв, – тихо, почти беззвучно констатировал Агнехран. – Несчастный случай, упал с лошади, сломал шею, говорить не мог, от того… погиб. Нелепая, случайная смерть, похоже, была неслучайна. Дальше.

– Архимаг Шаон.

Тихий рык вырвался откуда-то из груди мага. Тихий, но такой жуткий.

– Мертв? – потрясенно спросила я.

– Да. Был пьян. Не рассчитал пространственное перемещение.

Агнехран вскочил, прошелся по своему кабинету, подошел к столу, залпом опустошил свой бокал, уперся руками в стол и теперь молчал, невидящим взглядом глядя в стол. И взгляд был точно не видящим, иначе заприметил бы маг, как потянулись черные щупальца от черной книги, да потянулись уверенно, словно зверь кровь почуявший, и ладони коснулись, и вверх потянулись, и… отпрянули, до запястья добравшись.

– Амулет у тебя защитный на руке? Али артефакт? – полюбопытствовала я.

– Ты мой артефакт. И амулет. И заговор от несчастья. И вся магия мира – это ты для меня, – хрипло ответил он.

Сел. Помолчал.

Сдавленно произнес:

– Прости.

– Да за что же? – молвила тихо. – Видно близки тебе были маги эти, от того и тяжела боль потери. Мне очень жаль, Агнехран.

– То дело прошлое, – сказал, усмехнулся, на меня посмотрел, и добавил: – Видишь, уже слова твои перенимаю, да и к потерям отношение.

Я улыбнулась грустно.

Агнехран же головой дернул, словно от мыслей тяжелых избавлялся, и продолжил:

– Не о том речь сейчас, с тобой нужно решить, что делать будем.

Кивнула я, глаз с него не сводя. Потому что увидела вдруг – и злость, и ярость бессильную, и гнев, и боль утраты. А значит, не скрывал от меня Агнехран-маг ничего, и мое ведьминское зрение тоже меня не подвело – не было в нем ни жестокости, ни чудовищности, по совести действовал, по справедливости, а вину за собой ощущал лишь за то, что не спас, не уберег, помочь не смог. Этим терзался. Только этим. И сколько не смотрю, сколько не вглядываюсь, а вот злобы в отношении ведьм не вижу. Не их винил в случившемся Агнехран – на самого себя всю вину взял.

– Ты… не думай так, – сказала, все так же в мага вглядываясь, – твоей вины в гибели их нет.

Поднял он взгляд на меня синий, темный, в глазах, словно буря нарастает, и ответил тихо да уверенно:

– Есть. Моя вина есть. Недооценил я ведьм, именно я недооценил, да мер вовремя не принял. И вот он итог, жизнь моя, все посвященные мертвы, а мне повезло – на моем пути ты появилась, от того и жив остался. Только вот ты за жизнь мою такой ценой заплатила, что я себе этого никогда не прощу.

– Пустое, – улыбнулась я. – Волков жаль до слез, это да, а я как лес – где просеку вырубили, там деревья вверх вскорости поднимутся краше прежнего, так что не тревожься обо мне, не стоит.

Ничего маг мне на это не ответил, но так посмотрел, что ясно стало – покуда жив он, не будет у меня больше ран, ни единой.

– Это ты сейчас так думаешь, – улыбнулась я, – а опосля… привыкнешь.

И как удар плети, воспоминание из прошлого «Валкирин, ты сможешь! Поторопись, Валкирин!»

– А ты что, мысли мои читаешь? – словно невзначай маг поинтересовался, вновь за книгу черную берясь. И поползли по руке его черные щупальца.

– Да нет, только эмоции вижу, коли яркие они, да недобрые, – я бокал взяла, еще махонький глоток сделала.

И вздрогнула, едва взгляд Агнехрана на себе почувствовала.

На него поглядела вопросительно, а маг мне тихо, но столь отчетливо, что у меня от этой отчетливость дрожь по телу прошла, произнес:

– Я не Тиромир.

А не стала я тему развивать, вино отложила, да за ужин молча принялась, сделав вид, что не вижу я взгляда напряженного, и вообще не замечаю, и вконец голодная. А когда тарелка моя опустела почти, спросила невзначай:

– Ну что, готово заклинание?

И протирая губы платком, глаза на Агнехрана подняла, да и вздрогнула невольно – он все это время на меня смотрел. Смотрел пристально. Так смотрел, словно взглядом прожигал, словно мысли мои увидать хотел, все до единой. И это я ужинала, а он за время это ничего не съел, глаз с меня не сводя.

– Я не Тиромир! – повторил жестко и зло.

– Да не Тиромир конечно, – согласилась я покладисто, – и не похож даже, и волосы темные, и браслета на тебе нет моего обручального, так что точно не он.

Ожидала я, что хоть улыбнется на шутку мою, да только Агнехран вдруг взгляд отвел быстро. С чего бы это?

– Заклинание, – произнес он как-то сдавленно. – Ты его на языке обычном произносить будешь, я правильно понял?

Правильно то правильно, а от чего на шутку мою отголоском вины отреагировал? Неужто аспид ему браслет мой отдал? Коли отдал, то напрасно, Агнехран с ним ничего поделать не сможет, потому как коли не я его на запястье жениха застегнула, не имеет он силы никакой. Совсем никакой.

«Лешенька, – послала я мысль другу верному, – найди аспида, будь добр, про браслет у него узнай мой, обручальный. Коли он его снял, да кому другому отдал, не будет у меня третьего варианта спасения, только на тебя с Водей уповать придется».

«Пошел искать, – мгновенно ответил леший».

Я же тарелку полупустую отложила, лист бумажный к себе придвинула, с тоской на кляксы посмотрела, перо гусиное вновь в чернила обмакнула, да и воззрилась в ожидании на Агнехрана. Тот вздохнул, посмотрел на книгу, оставляя левую руку на ней, к себе тарелку придвинул, да и начал, перемешивая поганки жаренные со сметаной, мне зачитывать:

– «In oceanum, sicut petra

Manere in aqua

In silentio et audire melodiam

Audi me lumen, et luna,

Ego tranquillitas, im ‘ non pugnatur».

Дочитал и на меня посмотрел, да и вопрос задал:

– Переведешь?

Посидела я, помолчала, подумала, да и начала осторожно писать, попутно читая вслух: