Андрей Жвалевский - 9 подвигов Сена Аесли. Подвиги 5-9

Рюкзачини, занятый подбором рифмы к слову «Светозарный», узнал обо всем последним — как всегда, последним. Но узнав, не терял более ни секунды. Бросив рифму, Бальбо со всех своих коротких ног ринулся к исполняющему обязанности премьер-министра отцу Браунингу, чтобы на коленях вымолить разрешение отправиться к Месту Рокового Исчезновения Смертоносного Артефакта.

Отец Браунинг некоторое время пытался убедить пресс-секретаря не ползать на коленях, не рыдать и не биться лбом о коврик, поскольку он и так разрешает Бальбо отправиться к Месту Рокового Исчезновения, но потом махнул рукой и разрешил Бальбо отправиться к Месту Рокового Исчезновения.

Бальбо это не остановило, и он еще полчаса ползал, рыдал и бился головой — уже в качестве благодарности. После чего, преисполненный надежд, отправился в Средоточие Магии, взбудораженное Зловещими Событиями.

Поначалу ожидания летописца оправдались. По прибытии в Школу волшебства он застал бледных перепуганных учеников, профессоров с искаженными лицами и расставленные повсюду магиенепроницаемые сферы Фигвамера. Правда, вооруженных до клыков боевых магов[ 30], гарцующих на охотничьих драконах, или спешно возводимых неприступных бастионов Бальбо не заметил.

— А когда вы приступите к возведению неприступных бастионов? — спросил он Лужжа.

— А как мы приступим? — удивился ректор. — Они же неприступные. Да, а зачем нам бастионы?

К неприятному изумлению Бальбо оказалось, что пропажа Трубы, исчезновение Мордевольта и уход Каменного Философа — это одно. А экзамен — это экзамен. Министерская комиссия проэкзаменовала лишь двоих — Мергиону и Сена, остальные сдавали сессию в обычном порядке. Именно этим и ничем иным объяснялись бледность учеников и искаженность лиц преподавателей. Сферы же Фигвамера предназначались для того, чтобы исключить пользование магическими шпаргалками.

Действительность опустила Бальбо с небес и невежливо стукнула о землю. Он понял, что старые добрые времена, когда в окрестностях Школы волшебства нельзя было шагу ступить, чтобы не умереть мучительной смертью от укуса бродячего василиска, прошли безвозвратно. Они беспокоятся о какой-то сессии! Непостижимо! О чем тут беспокоиться? Не сдавших экзамен учеников даже не бросали в чан с кипящей смолой! Им всего лишь назначали пересдачу на осень!

— Такую страну развалили, — с горечью процитировал неизвестного заграничного мудреца Бальбо.

В другое время верное воображение литератора быстренько нарисовало бы ему монстров и чудовищ, а также героев в сияющих доспехах, с улюлюканьем этих монстров гоняющих. Увы, воображение покинуло Бальбо — наверное, обидевшись за обманутую и брошенную рифму к слову «светозарный».

Но самое жестокое разочарование ожидало Рюкзачини в комнате Сена Аесли. Тот-чьи-первые-подвиги-Бальбо-уже-сохранил-для-потомков, причем совсем неплохим тиражом, больше не совершал подвигов. И не готовил себя к совершению подвигов. Герой всех времен и народов занимался — просто язык не поворачивается — реформированием системы распределения выпускников!

Потеряв последнюю надежду, Бальбо двинулся к Непроплываемому бассейну с твердым намерением утопиться. Намерение вдребезги разбилось о куда более твердый нетающий лед бассейна. Набив несколько ледяных шишек, Бальбо немного остыл. Он забрался на бортик и принялся недоверчиво смотреть на Первертс. Вдруг действительность одумается и снова примет пристойные формы?

И действительность одумалась. У стены Главного корпуса показалась крадущаяся, озирающаяся и вроде бы даже принюхивающаяся фигура в черном плаще с капюшоном. Из-под плаща виднелся внушительных размеров молоток.

«Герой?» — осторожно подумал Бальбо.

Навстречу кандидату в герои выскочила радостная стайка первокурсников, определенно что-то сдавших, в сопровождении добродушной мадам Камфри, определенно что-то принявшей. Неизвестный прыгнул в кусты, переждал там детишек, после чего продолжил путь — практически на четвереньках. Нет, герои так не поступают.

«Значит, злодей! — приободрился летописец. — Ну, это уже кое-что... О! А это уже что-то...»

Следом за кандидатом в злодеи кралась еще одна фигура — в желтом плаще с капюшоном. Время от времени фигура опрыскивала пространство вокруг себя из баллончика.

«Злодей и герой, — подумал Бальбо. — Или два злодея. Или что-то еще».

Да, это явно тянуло на что-то еще. За желтым плащом двигалась третья фигура — в пятнисто-зеленом балахоне. Третий незнакомец не пригибался и не прятался, но когда желтый оглядывался, начинал внимательно изучать надписи на стенах.

Что наводило на определенные размышления, поскольку никаких надписей на стенах не наблюдалось.

— «Над границей Гаттер ходит хмуро», — мрачно напевал Аесли, бросая на пол огромную карту Британии.

— «Хмурый Гаттер тишиной объят», — продолжал Аесли, доставая из кармана большие ножницы.

— «Часовые Гаттера то ходят... то стоят... то лежат... то сидят...» — допевал Аесли, разрезая на кусочки список выпускников Первертса.

Любой человек, знающий Сена Аесли, тут же догадался бы, что тот не в себе. Во-первых, Сен никогда и ни при каких обстоятельствах не пел, и тем более не напевал. А во-вторых, Гаттер — не тихий и не мрачный, а бодрый и крикливый — ходил не над границей, а над магутором, который уже занимал большую часть его половины комнаты.

Над границей, разделившей спальню мальчиков, ходили Филимон и Смайлик, которые сочли превращение комнаты в две суверенные территории остроумной и забавной шуткой. Сейчас питомцы Гаттера и Аесли с удовольствием изображали враждующих часовых на границе. Филимон делал вид, что пугает Смайлика, а чеширский котенок притворялся, что смеется над угрозами металлического филина.

Из себя Аесли вывел визит Бальбо со стенаниями и причитаниями, выдержанными в классическом духе шекспировских трагедий. Большинство упреков летописца Сен пропустил мимо ушей, но один вопрос заставил его серьезно задуматься.

Почему он не ищет Трубу Мордевольта?

Действительно, почему?

Рассуждая логически... тут начиналось что-то непонятное. У Аесли прекрасно получалось рассуждать логически на любую тему, но стоило подумать о Трубе, как вместо четких и ясных построений появлялись расплывчатые мысли типа: «Ну, вот Труба... Труба, да... А что Труба?.. Вот распределение!».

И сразу логика оказывалась на месте, невинно хлопала глазками и уверяла, что никуда не отлучалась, она здесь, все время была здесь и готова работать, как, впрочем, и всегда.

Сен завершил разрезание списка выпускников Первертса на кусочки.

Сен начал раскладывать бумажки с фамилиями на карте Британии.