Андрей Жвалевский - 9 подвигов Сена Аесли. Подвиги 5-9

Выяснение ключевых вопросов мироздания прервал массивный базальтовый философ, который с оттяжкой грохнул гранитным молотком по булыжнику:

— Обвинитель! Почему вы не обращаете внимания высокого суда на то, что обвиняемый пытается затянуть процесс?

Философ, поросший мхом, вздрогнул, сделал вид, что не спал, и произнес:

— Обвиняемый пытается затянуть процесс. Заявляю протест.

— Протест отклонен. Суд и сам все прекрасно видит.

— Суд? — удивился Порри. — Какой суд?

— Суд камней, наверное, — сказала Амели. — Что ж, очень... поэтично.

— А кто обвиняемый? — спросил Аесли и понял, что уже знает, кто: Первертский, кто же еще[ 48]. — А присяжные заседатели?

— А вот они, заседатели, — судья обвел рукой дюжину философов, настолько убедительно расширявшихся к низу, что в их заседательстве никто бы не усомнился.

— А кто защитник?

— Обвиняемый отказался от адвоката, — усмехнулся базальтовый судья. — Сказал, что сам себя сможет защитить.

— Я передумал, — заявил Первертский, бросив взгляд на Сена, — мне нужен адвокат. Вот этот.

Аесли отметил, что в окружении себе подобных Каменный Философ говорит совершенно нормально, без всяких присущих ему двух— и трехсмысленностей. «Интересно, он для этого напрягается или, наоборот, расслабляется?» — подумал мальчик и с достоинством поклонился:

— Защита хотела бы ознакомиться с материалами дела.

Толпа недовольно загудела:

— А что материалы? Обычные материалы: базальт, гранит, опал, хризолит, мрамора немного, малахит, если повезет...

Рукав Аесли затрещал.

— Да? — недовольно обернулся он.

— Молодец, Сен! — громко зашептала Мергиона. — Забалтывай их, сколько сможешь, тяни время, а мы незаметно улизнем и займемся часовым.

Аесли коротко кивнул и снова повернулся к высокому (и широкому — в общем, достаточно громоздкому) суду. Забалтывать он мог кого угодно и сколько угодно. Это, в принципе, даже не было задачей. А выступить в роли адвоката и выиграть дело... Вот это уже интересно.

— Итак, — сказал Сен. — Защита просит огласить обвинение. Прошу вас, обвинитель. Обвинитель!

Философ в желтую крапинку толкнул каменным локтем философа, покрытого мхом.

— А? — вскинул голову тот. — Куда? «Дело упрощается», — подумал Аесли.

— Прокурор, вы помните, в чем обвиняется мой подзащитный?

Замшелый прокурор попытался возмутиться, потом саркастически рассмеяться, да так и застыл с открытым ртом, полным слюдяных пластинок. Видимо, о деле он помнил еще меньше, чем знал защитник.

Когда мох на голове обвинителя задымился от напряжения, судья скрипнул зубами (первосортные кварцы) и подтолкнул к обвинителю глиняную табличку.

— Обвиняемый каменный философ по имени Песочный Куличик, — начал с интересом читать обвинитель, — также известный как Первертский Мыслитель, родился... ну, тут можно пропустить...

— Заявляю протест! — Сен глянул в сторону. Мерги, Порри и Амели со скучающим видом незаметно окружали часового с голубыми полудрагоценными вкраплениями. — Обвинение пытается утаить факты, которые могут иметь отношение к делу.

— Обвинитель! — в голосе судьи зазвучал если не металл, то по крайней мере железная руда. — Огласите все факты, которые могут иметь отношение к делу!

— Как? Все факты? С самого начала?

— С самого начала, — судья сделал знак базальтовой ручищей, и десяток философов пришли в движение.

Когда гора глиняных табличек выросла до плеч прокурора, Сен понял, что задача потянуть время может считаться перевыполненной. Он поежился. Судья, напротив, пришел в самое благодушное состояние.

— Надеюсь, продолжительность жизни защитника позволит ему ознакомиться со всеми фактами, — улыбнулся он, сверкнув кварцами. — Прошу вас, обвинитель.

— В начале были камни, — прочел обвинитель...

Итак, в начале были камни. А потом началась эволюция.

Все как обычно. По Земле ходили динозавры. Очень тяжелые динозавры. Динозавры наступали на камни, дробили и давили их. Выживали только те камни, которые лежали в стороне от динозавровых троп. Пара миллионов лет дробления и давления — и у камней начал развиваться инстинкт самосохранения, повинуясь которому, они научились отползать подальше от гигантских ящеров. Для быстроты отползания камни принялись отращивать конечности. Камни с ногами имели гораздо больше шансов выжить. Камни с ногами и руками — еще больше, поскольку могли спрятаться от динозавров на дереве. Так возникли троллодиты. Все строго по Дарвину.

Спустя неопределенное — но, без сомнения, очень, очень большое количество миллионов лет — троллодиты разделились на две ветви. Взяв в руки камень, троллодит стал троллем. Не взяв и обосновав это — каменным философом.

И наступило золотое время — Каменный век.

В изложении прокурора период до Каменного века занял почти час, к исходу которого базальтовый судья начал проявлять признаки нетерпения. Он ерзал, покашливал и все чаще поглядывал на Аесли. Но Сен держался молодцом: важно кивал, делал пометки в блокноте, ободряюще похлопывал подзащитного по имени Песочный Куличик по плечу и почти не смотрел в сторону друзей, хищно круживших вокруг часового.

Когда обвинитель добрался до организации на острове Пасхи курорта для каменных философов и приступил к описанию того, как они там торчали в золотое время, судья сломался.

— Э-э-э, — сказал он. — Возможно, защита сочтет уместным сначала заслушать... э-э-э... последние по времени факты? Все-таки Каменный век имеет... э-э-э... несколько отдаленное отношение к делу.

— А что так? — Аесли сдержал улыбку. — Разве продолжительность жизни каменных философов не позволяет...

— Да продолжительность-то позволяет... — судья немного помялся[ 49]. — Нам бы до рассвета закончить. Мы с рассветом в каменных истуканов превращаемся.

— А! — догадался Аесли. — Это из-за того, что восходит солнце?

— Это из-за того, что приезжают туристы.

— Защита не возражает, — сказал Сен, посмотрел на небо и увидел, как белый диск Луны прочертил тяжело груженый Летучий Горландец.

Сен невольно посочувствовал пассажирам и на всякий случай дал себе слово, что больше никогда, никогда в жизни...

— Никогда! Никогда в жизни я больше не сяду в это такси! А-а-а!

Узнав, что детей подвозил Горландец, спасатели без лишних слов набились в повозку и приказали скорей ехать. И вот уже битый час в ушах свистел ветер, сбоку похрапывал Бальбо, впереди фыркали призрачные лошадиные силы, внизу изредка мелькали огоньки — и все это в пугающей тишине, нарушаемой только свистом в ушах, похрапыванием Бальбо, фырканьем призрачных лошадиных сил и мельканием огоньков внизу.