Дмитрий Дубов - Электро

Внезапно на него навалилась непонятная тоска, не похожая ни на что, испытываемое им ранее, такая сильная, что у него буквально помутилось сознание. Ноги подкосились, красная вспышка полыхнула перед глазами даже через закрытые веки. Эдгар пытался удержаться за стул, но рухнул вместе с ним. Это длилось всего несколько секунд, затем так же быстро отступило, оставив после себя странное чувство одиночества, да такое глубокое, какого он не испытывал даже после потери матери. «Старею, – с горечью усмехнулся он про себя, – вот и первые звоночки от смерти.» Затем он поднялся и ощупал себя на предмет переломов; все кости были целы. Только ныла ушибленная коленка, да глубоко в груди засело щемящее чувство тоски. Он щёлкнул пультом электровизора, но тот не включался. Света не было. «Опять этот грёбаный князь Эгрох не заплатил королевству за электричество, – подумал Эдгар. – Но мы-то платим. Зачем отключать от сети всё княжество?»

Прихрамывая на ушибленную ногу, литератор подошёл к аккумулятору. «Двенадцать электридов», – значилось на дисплее. Если только смотреть электровизор, то до следующего начисления хватит. «Я превращаюсь в экономного брюзгу», – подумалось ему. Он передал заряд с аккумулятора на электровизор, и тот включился. Но ничего не показывал. Не работали никакие каналы: ни княжеские, ни королевские, ни общегосударственные. Ни один из пятисот двадцати трёх. Везде лишь шуршание биржи микробов.

– Итить твою в глазурь! – выругался Эдгар вслух. – Да что такое-то?

Он глянул в окно: все электромобили замерли, как один. Лишь вдалеке по полю полз древний трактор на автономном питании. Прямо на глазах у ошеломленного Эдгара новенький электролёт, словно в замедленной съемке, рухнул на землю. Огонь и дым тут же закрыли место аварии. И все это – в абсолютной тишине. От такого становилось ещё более жутко, несмотря на то, что звуки просто не просачивались сквозь пластиковые окна.

– Да что же это творится-то?! – воскликнул писатель.

Реши он написать попсовый роман о конце света, так его и начал бы. Исчезает электричество, всё на свете перестаёт работать, потому что всё и вся – это медицинский факт, так сказать, – существует лишь за счёт электричества. Но такое невозможно. Оно было всегда и не может, просто не может исчезнуть. Это исключено!

Однако факт оставался фактом. Всё говорило о том, что электричество – то самое главное, самое ценное, что было у людей и питало их жизнь – исчезло. Внезапно и у всех. Писатель посмотрел на небо. Из его окна обычно было видно ближайшее перекрестие красных энергетических лучей. Он привык к нему, как к дому общих собраний внизу. Сейчас на небе не было ничего. Это казалось совершенно нереальным. Эдгар снял очки, протёр их о штаны и водрузил обратно на нос. Энергетических лучей всё ещё не было. Ему показалось, что он вроде бы видит их бледное подобие, но затем понял, что просто разум его отказывается принимать происходившее вокруг.

Он вернулся обратно к аккумулятору. Если и осталась в этом мире константа, за которую можно было уцепиться разумом, так это электриды в аккумуляторе. Его попытки оживить телевизор должны были сожрать максимум одну сотую запаса литератора, однако на дисплее значилось «7.08». Практически половина его запаса испарилась в неизвестном направлении. Эдгара прошиб озноб, а на лбу выступили крупные холодные капли. Этого не хватит до следующего начисления, даже если питаться лишь хлебом и «божераком».

Что-то скрипнуло в прихожей. Писатель насторожился. Нет, возможно, ему почудилось от пережитого в последние минуты. Потрясения всегда плохо сказывались на психическом состоянии инвалида.

Снова скрипнуло. Теперь было отчётливо слышно, что закрылась входная дверь. Но никто не мог войти к нему, так как дверь была заперта на все электрозамки. «А, точно, – понял писатель, – когда электричество отключилось, замки пришли в негодность. Но тогда они должны были остаться запертыми…» Дрожащими пальцами Эдгар щёлкнул зажигалкой. Пьезоэлемент сработал, но фитиль, пропитанный спиртом, не зажегся. Этот анахронизм – спиртовая лампа – достался писателю от предков. Он всегда бережно относился к ней и подливал спирт по мере того, как тот выветривался. Он щёлкнул ещё раз. В прихожей кто-то отчётливо возился.

На этот раз фитиль загорелся синеватым пламенем, и в неверных, мечущихся бликах стали различимы очертания предметов. На негнущихся ногах, сжимая лампу, как невероятное сокровище, писатель зашёл в прихожую. Кроме привычных вещей: шкафа, вешалки и тумбы для переобувания, – там больше ничего не было. Он поставил лампу на тумбу и попробовал приоткрыть дверь. Та поддалась. «Ясно, – подумал писатель, – просто сквозняком открыло, а затем закрыло обратно. Я слишком сильно нервничаю.» Но сквозняк всё же никак не объяснял, почему дверь оказалась открытой. Эдгар посильнее прижал её к косяку и решил пойти поспать, чтобы прийти в себя. Потом, когда отдохнёт, будет искать какие-то выходы из сложившейся ситуации. Но не сейчас. Он слишком устал.

Что-то коснулось его головы.

– Мужик, огоньку не найдётся? – спросил его голос, сильно напоминающий машинный, которым озвучивали низкопробные шутки в электронете.

Эдгар поднял голову и успел увидеть на потолке паука.

Не просто паука. Гигантского. Размером с собаку.

Схватившись за сердце, писатель медленно осел на пол. Неверный свет, отбрасываемый на стены спиртовой лампой, помутился в его глазах.

Арнольд привык ко всему в этой жизни. Ему многое довелось увидеть, испытать и пережить за время своей службы сначала царю, а затем, после опалы, и многим другим. Вряд ли что-то могло удивить его. Опустись перед ним тарелка с инопланетными захватчиками, он не стал бы умолять пощадить его, а быстренько превратил бы их в инопланетное рагу в собственной тарелке. Но, когда внезапно в глазах померк свет солнечного дня, а сердце защемило от чувства утраты чего-то очень важного, Арнольд удивился. Он не был эмоциональным человеком, а тут на глазах его выступили слёзы. Он едва не упал, но удержался на ногах, а затем провёл рукой по щекам и увидел на них влагу. Это были первые слёзы в его сознательной жизни. Его собеседник осел на пол, бессмысленно размахивая руками, но в следующую секунду уже совладал с собой.

– Что за чёрт? – Оуэн обращался скорее к себе, нежели к Арнольду.

– Ничего не понимаю, – Арнольд тоже отвечал на свой невысказанный вопрос.

– Ладно, вернёмся к сути, – Оуэн был деловым человеком и не любил тратить время попусту, – итак… мне нужно, чтобы ты достал чертежи электролёта «Дуб-М», разработанного Севером.

– Слушай, – человек, бывший некогда лучшим электрострелком царя, смотрел на собеседника не мигая, – это уже не контрабанда, это – промышленный шпионаж.