Ильдар Гайнанов - Высшие и суд

Там, в глубине, в тёмных тоннелях шла интенсивная работа. Взад-вперёд сновали по рельсам электрические дрезины, операторы за пультами и компьютерами напряжённо щёлкали выключателями и стучали по клавиатурам, офицеры громко ругались матом, солдаты носились взад-вперёд как угорелые. И вот, случилось. Несколько высоких деревьев стали крениться и, наконец, с треском упали, земля из-под их корней вывалилась наружу, обнажая металлические ржаво-зелёные люки. Крышки их с лязгом отъехали в сторону, обнажив хищно черневшие шахты. Некоторое время было тихо. Потом раздался взрыв, за ним последовал гул, который всё нарастал, и вот первая ракета показалась из шахты, вырвалась наружу, сопровождаемая рёвом пламени, и, быстро набирая скорость, исчезла в небе. За ней последовали ещё две. Всё стихло. Только потрескивало пламя в сухой траве и ветер шумел в кронах.

Полковник Кутаков вместе с другими офицерами сидел в операторской и наблюдал за движением ракет на радарах. Через 3 минуты после старта они оказались вне зоны досягаемости, исчезли с экранов. Наступило невыносимое ожидание. Народ нервно курил, все молчали.

Прошло полчаса. Ещё столько же. Никакого эффекта. Информация должна была поступить из Центра слежения через штаб армии, но телефон молчал. Наконец он позвонил.

– Кутаков на связи.

– Полковник, е… твою мать, ты чем стрелял?

– То есть что значит чем? Были произведены боевые пуски ракет в количестве трех штук по назначенным координатам.

– Говном ты стрелял, а не ракетами, ты понял? Под трибунал пойдёшь! Совсем распустились, скоты! Кто проверял боеголовки?

– Капитан Иванов.

– Вместе загремите! Расстрелять вас по закону военного времени!

Кутаков похолодел, в глазах стало темно.

– Могу я узнать что случилось?

– Что случилось? Боеголовки не подорвались! Ни одна! Ты хорошо расслышал? Ни одна, твою мать! Сейчас вышлем особистов разбираться, сдавай дела заместителю и садись под стражу сам, можешь и ПМ применить хотя бы раз, не зря же его тебе давали…

Кутаков выронил трубку из рук, ноги его подкосились и он рухнул на пол.

Кутин слушал доклад главнокомандующего РВСН генерала Бутакова в подавленном состоянии. Ни одна из ракет не поразила цель. Самое удивительное, что их даже не пытались сбить, они пролетели сквозь строй инопланетных звездолётов, как стрелы мимо закованных в броню рыцарей, и унеслись дальше в необъятную космическую даль. Ни одна боеголовка не взорвалась. Либо саботаж, либо Высшие умели предотвращать ядерные взрывы на расстоянии.

– Владимир Владимирович, 2 года назад на складе под Иркутском во время проверки обнаружили, что в бомбе вместо урана-235 находился уран-238.

– Что это значит?

– Изотоп урана-238 не может взорваться, бомба с ним безвредна.

– Как это могло случиться?

– Никто не знает. Посчитали, что столкнулись с браком, выкатили претензии предприятию-изготовителю. Те, конечно, в отказ, мол, не может быть такого, комиссия выезжала и на завод, и в часть, где бомба хранилась, к единому мнению так и не пришли, инцидент замяли.

– И?

– Возможно, это дело рук Высших. Они каким-то образом преобразовали уран-235 в уран-238 на всех складах всех ядерных держав.

– Почему вы так решили?

– Американцы сегодня отстрелялись с тем же результатом.

Бутаков замолчал. Наступила тяжёлая пауза. Дело выглядело безнадёжным. Баллистические ракеты с ядерной начинкой были единственной надеждой. На комплексы ПРО рассчитывать нельзя, радиус действия и мощность боезаряда не те, всё остальное, всякие там ракеты среднего радиуса действия, тактические ракеты, ПВО, ВВС – полная мура.

– Какие будут предложения?

– Мы не можем достать их большие корабли, но они же на них спускаться не будут, слишком они тяжелы для этого. Скорее всего, пришельцы воспользуются большим количеством более мелких транспортных средств, и тогда можно попытаться их атаковать и уничтожить.

– Хорошо. Установите боевое дежурство возле крупных населённых пунктов и стратегических объектов, машины держать в состоянии повышенной боеготовности.

– Есть.

– Подготовить комплекс мероприятий по отражению агрессии в нижних слоях атмосферы, задействовать космические средства обнаружения и оповещения. Через 2 часа ко мне с докладом.

Флот Высших в момент начала Высадки представлял из себя уникальное зрелище. От огромных кораблей, по большей части сигарообразных, сплошным потоком отделялись мелкие летательные аппараты, словно мыльные пузыри, выдуваемые спрятавшимся в корабле ребенком гигантских размеров, и присоединялись к бурлящему рою таких же, вылетевших ранее. Каждый поток выдвигался на исходную позицию, рой на глазах расползался, выстраиваясь в чёткий рисунок. Вот наконец-то все спусковые аппараты были подготовлены, и вся армада, как сверкающий грозовой фронт, двинулась в сторону Земли, одновременно разделяясь на отдельные облака. Высадка началась.

Касерон стоял у прозрачной стены, наблюдая за началом операции. Трудно было сказать, чего больше было – звёзд или посадочных модулей. Многочисленный флот Высших потерялся в бурлящем потоке аппаратов, вблизи напоминающих блюдца. Захватывающее зрелище.

Пять последних лет он посвятил организации Суда на Земле. Он – Верховный Судья. Ему было оказано огромное доверие со стороны Совета Восьми и Создателя лично, и он изо всех сил старался его оправдать. За это время была проведена колоссальная работа, подготовлены 8 миллионов судей, собран огромный материал по Земле и землянам, обнаружены многочисленные нарушения Кодекса Вселенной со стороны империи Сатаны в части невмешательства в историю людей Земли в период Самостоятельного развития. Самым страшным из них было сознательное вмешательство в геном человека с целью ориентировать его тело на генерацию зла. Изменения были настолько серьезными, что было принято решение о физическом уничтожении целых рас с последующим Судом их душ в сером пространстве. Успешно прошедшие Суд должны дожидаться новых тел. Закон об эксклюзивном праве Создателя на созданные им организмы позволял признать их опасными мутантами, не имеющими права на биологические ресурсы планеты, и на которые не распространяется закон «не убий». Решение было непростым, Касерон был против и отстаивал свою точку зрения, но Совет Восьми счёл его единственно правильным.