Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев

А сейчас Миша, вместо того, чтобы истерики устраивать, должен был бы искать научного редактора на издание эссе Сянь Ши-Куя. Первое нормальное издание, я хочу сказать.

И теперь всего этого не будет. Из-за Флокс. Будто она – не филифёнка, а креакл какой-то. Креакл на каблуках. С бритым клювом. Фи.

А с другой стороны этот ондатр. Чего ему не сиделось у себя в Залогово? Нет же, родной культурки ему захотелось. Тяпнуть. Всем грызлом. Тьфу.

Так я с тоски написал Цыбуле Лотерейчик. Да, уже смешно – с тоски писать Цыбуле Лотерейчик. Просто она единственная, кого я из окружения старика знаю лично. Ну а что я теряю? Что я вообще теряю, кроме возможности издавать Сянь Ши-Куя? Вот что-то такое я ей и написал.

Странным образом она ответила. Намекнула в своей манере, что я ей мало плачу за лицензию и что я ей кое-что должен по жизни. Это она завсегда так. Но в конце предложила личную встречу с ондатром. Если что-то из этого выйдет, она потом меня съест, требуя вечной благодарности и всяких знаков внимания. А с другой стороны – Плутарх, косточка, дерьмецо. А с третьей – ну ты понял.

Сижу, курю. Что дальше?

Посоветуй что-нибудь. Прямо здесь – черкни пару строк. Как скажешь, так и сделаю.

Борис

ПРИПИСАНО РУКОЙ РУБЕНА ЗАЛУПАЕВА: Если встретитесь, то ничего не теряете.

Р.З.

Платону Ефремовичу Голохвастову-Нащокину от Цыбули Зусь-Худодотовны Лотерейчик (отправлено с бэтменом)

Cher ami,

у меня плохие новости относительно нового законопроекта. Похоже, всё подтверждается. Je presume, нужно пересечься. Совместим это с тем делом: возможно, что-то выйдет.

Cordialement a vous,

Ц.Л.

Борису Львовичу Ретриверу лично в собственные руки

Дорогой, любимый мой Борис Львович!

Не устаю благодарить Дочку нашу Матерь, что под закат лет свёл с Вами знакомство. Не устаю корить и себя, что, по какому-то случайному злополучию, оно началось не должным образом. И, конечно же, благословляю нашу милую, любезную Цыбулю Зусь-Худодотовну, своими нежными крылышками ухлопотавшую, устроившую ту достопамятную встречу нашу, из-за каковой всё так чудесно переменилось на лучшее.

У меня множество добрых известий для Вас, так что и не знаю, с чего начать. Положусь, в таком разе, на свойства памяти, как бы выкладывая вначале то, что лежит выше, постепенно добираясь и до глубины. Правда и то, что сверху могут оказаться сущие пустяки. Однако сие я полагаю маловозможным, ибо душа упорядочивает воспоминания сообразно их внутренней ценности. Так что, отринув сомненья и тревоги, приступлю.

Во-первых: вопрос с Вашим членством в «Обществе ревнителей исконной русской словесности» совершенно решён, и решён в Вашу пользу. Вчера состоялось собрание, на котором я Вас аттестовал самым лестным образом. Возражения, правда, были, но были они слабые, и не от неприязненности к Вам лично, а от незнакомства. Кстати сказать, на том же заседании мы повысили вступительный и членский взносы. Но Вас, дорогой Борис Львович, первая из этих двух бед минует вовсе, так как для Вас мы сделали исключение, и Вам членство обойдётся в прежнюю тысячу соверенов. Что до второй беды, она не так-то и страшна. В конце концов, мы оба не бедствуем.

Во-вторых: я пересмотрел свои черновые заметы и могу уже с уверенностью сказать, что книгу о Московии составить могу. Меня, однако, смущает, что Вы ставите условием издание исключительно моим же иждивением. Даже и не предполагаю, что Вы тем самым желаете нанести мне какую-либо обиду. Вы лишь только стремитесь, как это обыкновенно бывает в делах, per fas et nefas уменьшить расходы, даже, возможно, ценою сокращения доходов. Ибо значительные доходы в вашей сфере порождаются читательским спросом, весьма переменчивым, и всегда являются чем-то вроде журавля в небе, коему всякий предпочтёт осязаемую синицу или, скажем, чижика, столь любимого нашими мишками как лакомство. Ad notam: выражение «чижика съесть» весьма употребительно в Московии в значении «изо всех благ избрать менее полезное, но более приятное». Мне помнится, что Вы в каком-то разговоре употребили сию поговорку в ином смысле; впрочем, скорее всего, мне изменяет память, коей, как всякой самке, постылы старики, и она из верной служанки превращается в ветреную Гебу. Так что ежели мне то помстилось – простите великодушно; но всё же указываю, чтобы исправить не совершённую, но возможную ошибку. Что до дела: войдя сполна в положение Ваше, я, после долгих колебаний, всё же решился на полную оплату печати своего труда. Я разумею, конечно же, именно печать, то есть само тиснение, мелкие же расходы по приобретению бумаги и картона, работе с рукописью, транспортные расходы и хлопоты по распространению с лёгким сердцем оставляю на Ваше усмотрение.

В-третьих, об испрашиваемом Вами кредите. Как я уже сообщал по сему вопросу, отойдя от дел, я совершенно прекратил ссужать деньги под какие бы то ни было условия, даже самые выгодные. Делай вполне или не делай вовсе, aut Caesar, aut nihil! – вот мой девиз. Однако, рассудя по совести, я решился единократно нарушить сие непременное правило ради Вас и Вашего прекрасного издательства – под одиннадцать процентов годовых, в залог же приму домик на Концессионной, где у Вас ныне приёмная. Вы, верно, подумаете, что домик много превосходит по ценности испрашиваемую Вами сумму. Однако же Вы его не продаёте, а отдаёте в залог, то есть намереваетесь оставить его за собой. Тогда в случае доброго исхода дел Вы ничего и не потеряете. Но даже в случае дурных обстоятельств он отойдёт не чужим, равнодушным существам, которые способны открыть в нём склад или ателье, а Вашему другу и единочаятелю, который никогда не распорядится этим дорогим для Вас местом, не посоветовавшись предварительно с Вами. В случае невозврата кредита – каковой, ежели и случится, вовсе не повлияет на нашу дружбу, ибо наши души соединены более прочными скрепами, нежели злато – я, всего вероятнее, отдам это место под клуб

«Общества ревнителей исконной русской словесности». Поскольку сие Общество, – а я не сомневаюсь в этом! – весьма скоро станет для Вас вторым родным домом, то Вы, в сущности, ни при каком исходе дела не теряете ничего подлинно существенного.

В-четвёртых, наконец, о нашем злосчастном деле. Здесь мы наблюдаем подвижки самые благоприятные. Иные обошлись мне в известную сумму; однако же в таких вопросах я не смотрю за расходами, ибо речь идёт об Истине и Чести.

Прежде всего, не могу не воздать должное Вашей предусмотрительности. Ваше решение выкупить тираж, но не отзывать его, при всей внешней невыгодности, оказалось совершенно верным! Глобус и его юристы строили всё дело на том, что тираж отозван, в чём можно усмотреть нарушение договора. Далее они собирались развивать дело в сторону того, что таковой произвол со стороны издателя имеет некий видистский, противуфилифёночный смысл. Судебной перспективы сей ход, разумеется, никакой не имеет – но это был бы повод заявить о сём на суде публично и тем самым привлечь внимание общества, в том числе и тех его членов, коим сей предмет интересен. Однако для сего нужно было довести дело до заседания. Но все судебные экспертизы показали, что книга была скуплена по розничной цене. Привлечены были и эмпаты, которые подтвердили совершенную правду сих слов. Вопрос же о покупателях, хотя для Глобуса он должен быть вполне очевиден, не мог быть задан по условиям полицейской экспертизы. Таким образом, интрига по этой линии совершенно пресечена! Нет слов, чтобы достаточно выразить моё ликование по этому поводу.