Джэм Небеский - Философская сатира абсурда

Хотя… Все становятся подозрительно похожими. Похожи так, что и человека как такового нет. Нет личности! Нет сути… Пусто…!

Ты хочешь показать себя. И строишь… образ. Пытаешься стать индивидуальностью.

Но… не все обладают богатой фантазией, дорогой мой друг. Дружочек…

Придумать нечто чтобы выделиться, быть особенным. Да все уже придумали до нас!

Или может быть не выделяться вовсе, а наоборот – быть как все – как принято…?

И меж тем мы хотим видеть общество … людей. Некую группу че-ло-ве-ков…

А видим…! Клоунов!

И если ты не видишь, то это не значит, что когда ты надеваешь маску, тебя мгновенно и безоговорочно в ней воспринимают именно так, как тебе бы этого хотелось… Хотя, подобное притягивается. По крайней мере так говорят. Но такая клоунада по-все-мест-на!

Но уже хорошо то, что ты можешь остановиться! Задуматься…! Хоть бы на миг… Прислушаться к себе… – это уже шаг! Другой, но твой! Верный шаг!

Весь этот маскарад надоел! Все уже сыты по горло, но некуда бежать! Этот цирк пожирает изнутри, не оставляя ни грамма настоящего, ни цента истиной природы!

А ели сбросить эту маску, въевшуюся за годы? Снять грим! Или гримасу, если хотите! Может быть там, за ней… там есть свобода, легкость, спасение… другие ценности…?

Но как страшно остаться в одиночестве. Одному. У разбитого корыта. Корыта со своими же иллюзиями! Нарисованными твоей же рукой…

А это – я… да-да, вы не поверите, возможно, но это – я.

Я настолько слился со своей маской, что едва ли в отдельные моменты жизни могу наблюдать свое истинное лицо. Я никогда бы не подумал, что это станет… моей профессией.

Где-то сквозь коридоры, стены, двери, словно катакомбы… прозвучал звонок. Затем второй. И третий следом, будто вечный, безнадежный. Далеко за стенами и всеми этими преградами из мягких кулис, будто через портал в некий параллельный мир зазвучали аплодисменты. Их сладкий звук расстилался из зала, расстелившись по уже теплой сцене, вторя эхом в гримерку, к нам с вами.

– Мне пора, – он выдавил с широкой улыбкой при грустных глазах, изображая неподдельную радость, филигранно отточенную годами практики, – Увидимся, дружок…

Оставив нас в своей гримерке, лишь у двери он робко обернулся, подставив волочившуюся ногу. И снова улыбнулся. В лице читалась лёгкость и невинное желанье жить, но отнюдь не просто "существовать". Мгновение спустя, без единого шороха он скрылся. И будто растворился в воздухе, вместе с гулом щедро рукоплескавшего зала.

Хотел было поведать одну историю и изложить ее здесь, но вспомнил, что пора уж…

Простите, не сочтите за дерзость и зла не держите за эдакое легкомыслие.

Вдруг женский голос зароптал где-то:

– Что значит «простите»?

– Так ведь пора уж…

– Тогда ладно…

Тут кто-то дернул окно и побежал. Это был обычный некто. Но он все бежал и бежал.

Женский голос: «Почему?»

– Так ведь пора уж…

Напитавшись, свежей влагой дождливой погоды, Бочечкин сделал шаг в сторону, противоположную от социума, издав тотчас «Фу».

После чего он, как плевок сморкнулся, словно лепешка вдребезги об бетонное небо.

Тупоступкин вслед сказал: «Вот дурак».

А социум, почесав в носу, определенно утвердился в своей власти. И в правой ноздре, безусловно. Впрочем, соответственно. Странно, что в ухе не зачесалось. Хотя и эта данность соответственна. Не соответствует лишь то, что соответствия не видит никто. Да и не видно никого. Все на своих местах при всем при этом. И все отсутствуют как будто. А вид-то деловой такой…

По обоюдному согласию читателя и автора заключим одно в другое, получив уравнение, где сопливый социум не ведает, что в его власти обе ноздри.

Весна – это когда ты есть. Ты готов быть всегда и вечно. И ты знаешь, что ты есть.

Но хочется не просто быть или существовать, а по-настоящему жить.

Весна – это когда хочется есть. Даже набив желудок в стенах дома, и выходя на улицу, ты все равно чувствуешь неукротимый голод. И даже не один голод, а несколько!

Весной ты есть… и пить… то есть ты есть, и хочешь быть. Выходя в общество сытым, как правило, весь день будешь хотеть есть. Потому что, куда не поверни голову – кругом все сбрасывают оперения. Благо, что не разделывают свои шкуры, вот была б потеха.

Весной ты есть…

Если диеты – то ты просто пить.

Если давно – ты пить в… очень много.

Чередование с едой возможно, но очень осторожно.

Чаще по улицам ходить. Смотреть по сторонам и пить…

И пить. И пить…

Весной ты просто жаждешь жить.

Весна – это когда ты есть и пить.

Сидя в носу, и ковыряясь на стуле, мой запах приметил осу.

Вывод сделал себя о том, что я вечерею, а день подошел к концу.

Но все- таки палец остался в носу.

Я сделал вывод о том, чего нет,

И стал нарезать колбасу.

Намажу на хлеб, но ведь палец в носу.

Абсурдную рифму в столь позднем часу

Я здесь неспроста с уважением несу…

Возможно чуть позже пойду и усну

Но с глупой улыбкой жую колбасу.

Жую колбасу вместе с пальцем в носу.

А это, сами понимаете, уж больно некрасиво.

Если не сказать, что это неприлично.

Пусть даже всем безразлично.

Не при людях – быть может привычно,

Но дело лишь каждого – лично

Откуда жужжит комар мне из уха?

Летела пчелою оса легче пуха.

Стрекозе так порхать – тоска или скука.

Взмывать высоко, словно выстрел из лука

Блохе не под силу – не хватит и духа,

А бабочке – тоже тоска или скука.

Откуда жужжит комар мне из уха?

Я выдумал зверя по имени «Муха».

Сказал «трах –тибидох»?

Зажмурься, сделай вдох.

И задержи дыхание

Во благо понимания,

Что в мире светлом этом

Не все еще «с приветом».

Раскрой глаза, войди туда,

Где прожиты года.

Пересмотри и оцени

Всю жизнь со стороны.

На близких и родных взгляни,

На ценности свои.

Не перешагивай порог –

Там прошлый, прожитый урок.

Загнать в тупик мечту,

Не потрудясь осуществить –

Все то же, что стереть из сердца ту,

Что сердце жаждует любить.

Он не был сторонником ни того, ни другого,

Он был подоконником в мир чего-то иного.

Он был то приветлив, то нежен иль слаб,

Всегда он держался внутри как солдат.

Не следовал глупым и лживым страстям,

Он шел паровозом по тем областям,

Где нужен был труд, отнюдь не везенье,

В сердцах есть забота, а не самомненье.

Он слыл дурачком в широких кругах,

В кругах тех синоним духовности – крах

Другие считали, что он недотепа,