Дмитрий Емец - Великое Нечто

— Умничка! И все, что нам осталось, — это выкорчевать пень. Вот только для такой работенки нам нужен лом.

— Где-нибудь найдем. Клад ждал под землей пятьсот лет, подождет еще денек. Ну е-мое, как ты догадался-то! — Бурьин восторженно хлопнул приятеля по плечу.

Кладоискатели спрятали под мостиком лопаты и, пройдя вдоль ручья, свернули на уже знакомую тропинку.

Едва они ушли, из ручья вынырнул почетный академик с прилипшей ко лбу мокрой челкой и выпустил изо рта струйку воды. Чингиз Тамерланович десантным колобком выкатился на берег, подскочил к камню и бросился на землю, ткнувшись лбом в траву. Это напоминало древнее языческое поклонение божеству Перуну Громобою.

Раз за разом Грзенк приникал к земле и надолго замирал, приложившись к ней ухом. Он ощущал близость Великого Нечто. Оно было где-то совсем рядом, на этой поляне, быть может, всего в нескольких метрах под ним.

Грзенк слышал, как земля подрагивает от Его дыхания, полна Его присутствием. Но готово ли Великое Нечто открыться? В чем его сущность: смерть оно несет или жизнь? И Грзенк понял, что не может пока прикоснуться к тайне. «Еще не время!» — сказал он себе.

Потомок двух ханов и одного эмира вскочил и, продолжая кланяться, попятился с поляны. Грзенк решил рассказать обо всем Лирде, а потом найти прадедушку Бнурга и посоветоваться с ним.

— Куда вы ходили-то? Все утро под окошком прокричала, а потом заглянула: нет никого, — ворчливо сказала баба Паша, когда Никита и Алексей вошли в дом.

Чингиз Тамерланович, мрачный, нахохлившийся, сидел возле печки, одетый в старый пиджак и кургузые брюки, у которых одна штанина была короче другой.

— Этот-то гусь лапчатый намок где-то… Пришлось одежу ему дать, — продолжала баба Паша.

Лида суетилась у стола, украшая картошку петрушкой и раскладывая на тарелки помидоры в форме лепестков. Она весело щебетала, убеждая бабу Пашу и Корсакова попробовать.

— Помидоры лучше есть целиком. Ам — и все! — заявил Никита и подтвердил это немедленной демонстрацией.

Обед проходил весело, Алексей много шутил, а Никита от него не отставал. Баба Паша, качая головой, слушала их рассказ, полный подробных описаний: как они ходили за грибами, ничего не нашли и чуть не утонули в болоте, а потом не выдержала, замахала руками и прыснула, прикрыв рот полотенцем.

Но к концу обеда все вдруг переменилось. Чингиз Тамерланович с грохотом уронил на стол тяжелую старинную пилку да так и замер неподвижным истуканом, не спеша поднимать ее. А сразу же за этим Лида побледнела как мел, вскочила из-за стола и, ни слова не говоря, выбежала из комнаты.

— Да что ж такое-то? Ничего не пойму! — охнула баба Паша.

Корсаков нашел Лиду на заднем дворе. Девушка всхлипывала и твердила что-то невнятное: «Он тут… теперь наша очередь…»

Заметив Алексея, она повернулась к нему:

— Люби меня, потому что уже все равно… Больше нет запретных чувств. Скоро все будет можно.

— О чем ты?

— Не спрашивай, люби меня, люби… Обними… Вот так, крепче, еще крепче, тогда мне не страшно… — бормотала она, закрывая глаза и прижимаясь к нему мягкой грудью…

В доме было угарно. Даже глаза слезились.

— Да что там такое, точно тряпки тлеют… — ворчала баба Паша, открывая печную заслонку.

Грзенк поднял голову. Он знал истинное происхождение этого запаха: вернулся кнорс, обугленный высоковольтными вспышками, голодный и притихший, как нагулявшийся кот.

Почти сразу, на сей раз невидимый для человеческого глаза, в комнате появился пес.

— Твоего фантома больше нет. Скоро майстрюк будет здесь, — сообщил он то, что и без него было уже известно. — Ты нашел Великое Нечто?

— Пока только место. Но боюсь, Оно пока не готово открыться, — тихо сказал Грзенк. Бабе Паше и Бурьину почудилось, что старый узбек молится. Он бормотал что-то, жестикулировал, беседовал сам с собой.

— Выхода нет, — сказал Бнург. — Вы должны найти Великое Нечто, хочет оно того или нет! Оно в самом деле на поляне?

— Да.

— Постарайтесь продержаться. Теперь, когда место известно, я смогу узнать точнее. — Пес собрался растаять в воздухе.

— Погоди-ка… Как ты? А, да… Я понял… — кивнул Грзенк.

— За помощью обращусь к Дымле. Она неплохо в этом разбирается и, если что, подстрахует меня. — Перед тем как исчезнуть, пес ободряюще ткнулся прозрачным носом Грзенку в ладонь. — До встречи в этом или в том мире !

Помесь овчарки и ризена поспешила на атолл посреди океана и оказалась на выжженном солнцем песке. Ни дворца времен упадка Римской империи, ни избушки, ни даже пальм — ничего. Атолл чем-то напоминал картину, с которой художник последовательно убрал деревья, замки, людей и оставил лишь песок и океан.

Бнург залаял, зовя Дымлу, но никто не отозвался, лишь с нарастающим гулом шумел прибой. Встревоженный пес побежал по берегу вдоль океана. Неужели Дымла покинула остров? Он уже собирался перейти в Иллюзорные миры, как вдруг увидел ее.

Дымла лежала на песке, подложив под голову руки, и, не щурясь, смотрела на солнце. Дворняга, высунув язык, подбежала к ней.

— Тебе нравится моя форма? — спросила Дымла, даже не повернувшись к нему.

— Ну… э-э… нет, — честно пролаял Бнург.

— Еще бы… Будь я толстая коккерша — тогда совсем другое дело, не правда ли, муженек? — усмехнулась Дымла. Может, мне превратиться в коккершу?

— Не надо. Помоги мне устроить пространственный просмотр последнего тысячелетия, — попросил Бнург.

— Ого! Не жирно ли?

— Место известно, — поспешно уточнил Бнург.

— Это уже проще. — Дымла приподнялась, оперевшись на локти. — Ну, что у тебя?

— Скверно. Все фантомы уничтожены, дорога каждая минута, — тревожно пролаял Бнург.

Дымла задумчиво прочертила прямую линию на песке. Бнурга выводила из себя ее медлительность. Неужели ей все равно, сожрет майстрюк Лирду с Грзенком или нет…

— Что такое наша жизнь? Суета, страхи, обязанности. Иллюзорные миры куда надежнее — здесь все, как ты захочешь. А если так, то зачем вообще бояться смерти? — спросила Дымла. — Когда майстрюк их убьет, я возьму Лирду к себе на остров, а ты будешь возиться с этим старым ворчуном Грзенком. Он так занудлив, что порой мне кажется, что не я его бабка, а он мой дед.

Несколько секунд Бнург осмысливал ее слова, а потом повернулся и отбросил на нее задними лапами песок, что у собак означает высший градус презрения.

— Не понимаю, как я мог когда-то любить тебя! В тебе нет ни капли привязанности к своим потомкам, — сказал он.

— Постой! Не уходи! В последнее время я стала говорить много ерунды. Для женщины вредно слишком много общаться с философами. — Дымла села на песок, сжала виски руками и сказала уже совсем другим голосом — деловым и сосредоточенным: — А теперь за дело. Слейся с моим сознанием и внимательно смотри, как я пролистываю время. Если увидишь что-нибудь интересное, останови меня, и мы вернемся на это место. С какого года начинаем?