Леонид Резников - Завещание Короля Вельта

Над троном возникла голограмма головы Короля. Несколько одутловатое лицо, полные губы, острый нос, пристальный взгляд зеленых глаз из-под густых бровей, устремленный вдаль. Седые, чуть вьющиеся волосы тщательно расчесаны и уложены на прямой пробор.

У Сельвины защемило сердце.

– Первое, что я сделаю, когда стану Королем, – продолжал заводиться Корх, разглядывая неподвижную голограмму, – отменю идиотский обычай писать официальные документы стихами.

– Можно просто не писать в стихах. Тем более, когда к тому нет никакого таланта. Да ты и писать-то толком не выучился за столько лет, – поддела брата Сельвина.

Корх позеленел от злости, но огрызнуться не успел. Голограмма приоткрыла губы. Аппаратура закончила синхронизацию текста с изображением, а синтезатор речи готов был озвучить текст с необходимым тембром и интонациями. В зале зазвучал знакомый всем приятный, мягкий баритон Короля:

«Пусть телом немощен и час тот недалек,

Когда сей мир меня отторгнет

Велением Судьбы. И выйдет срок

Мучительной болезни. Вспомнит,

Деяния мои, быть может, кто-нибудь:

Добро – добром помянет, зло – забудет,

Простит. На то надежда щемит грудь.

Пусть милость Высшего с живыми да прибудет!

И в час последний свой с Его соизволенья

Свое вам указую повеленье:

Я детям завещаю чтить Закон.

И пусть главенствует над вами он

Живым во благо, в память наших предков!

И да не снять вам никогда его оков!

Мой младший сын, тебе вверяю трон.

Забыв тщеславие, гордыню, правь достойно.

Доверия ты не придай невольно.

Я повторюсь: всех выше нас Закон!

И, чтя его, тебе дарую власть.

Познай же горечь всю ее и сласть.

Но помнить ежечасно должен ты

Про право старшенства твоей сестры.

Сельвине трон освободить тебе придется

Лишь мужа обретет она. Тогда

Народом править будет он. К тебе вернутся

И трон, и власть с кончиною его, спустя года.

Сельвине выбора я не диктую –

Принцесса рассудительна, умна, –

Но в выборе своем должна

Учесть напутствия мои. Я указую –

Высший мне простит! –

Немного тех нехитрых правил,

Что ниже чуть я ей оставил,

Которых ей держаться надлежит.

Жених быть должен в сил расцвете

И за свои поступки быть в ответе

И перед всеми и перед собой –

Тебе потребен лишь такой.

Пусть не напорист будет, не спесив,

И обаятелен, хоть пусть и некрасив

Тебе придется он по нраву

Когда стяжать не будет славу.

Пусть телом будет он подвижен,

Силен пусть будет он и скор,

А не болезнью обездвижен,

Что жизни вечный приговор.

И то значение имеет:

Любовь ничто – и в этом суть!

Незрячий больше не прозреет,

Недвижный не сберется в путь!

Силен в искусстве слова, танце

Он должен быть, чтоб нравиться тебе,

Коль будет пусто в голове,

То вечным будет он паяцем.

Начитан должен быть и гениален,

Пресыщен знаньями и гордостью за них:

Не должен быть он тривиален –

В том нет сомнений никаких.

Все – пыль и прах. Любовь – она

Главенствует над этим миром.

Ты полюбить его должна

И в этом истина, Сельвина!

Но мало лишь твоей любви.

Своим его ты назови,

Когда взаимностью ответит.

И будешь ты счастливейшей на свете.

И лишь тогда на трон взойдешь,

Как счастье в муже обретешь!

Вот мой наказ вам, сын и дочь.

Исполните его точь-в-точь!

И помните, что вы едины,

Как два мазка одной картины».

Голос Короля смолк. Изображение его головы еще некоторое время пребывало над троном, потом медленно растворилось в воздухе. Но еще целую минуту никто не двигался с места, с почтением глядя на то место, откуда только что голосом бывшего правителя вещала голограмма.

Консоль щелкнула. Из щели показался краешек кварцевой пластины с черной полоской. Первый Советник осторожно извлек пластину из щели и воздел ее над головой:

– Такова воля Его Величества, покойного Короля Вельта!

Он опустил руку, засунул непослушными от волнения пальцами пластину обратно в конверт и неспешно спустился с возвышения.

– Вот так! – довольно хмыкнул Корх. Он гордо вскинул подбородок, обводя надменным взглядом собравшихся в зале.

– Поздравляю, брат, – нехотя сказала Сельвина и через силу добавила: – Теперь вы Король.

Она присела в реверансе, вновь выпрямилась и стремительно, шурша подолом платья, покинула зал.

Корх приблизился к Годме.

– Благодарю вас, Первый советник! – панибратски хлопнул он старика по плечу. – Сегодня вы принесли хорошую весть.

– Рад услужить Вашему Высочеству, – холодно отозвался Годма. – Извините, мне нужно идти.

– Да-да, конечно. На какой день назначена коронация?

– Согласно Правил, на третий день. Вы знаете это не хуже меня, принц. Прошу меня простить, мне нужно заняться организацией вашей коронации.

Годма поклонился и, чуть сутулясь, скрылся в боковом проходе. Двери за ним закрылись.

В тронном зале все нарастал шум. Некоторые устремились к накрытым столам, где при их приближении оживились угодливые лакеи. Другие, осознав спустя лишь время содержание завещания, бурно обсуждали сказанное Королем – кто хмуро, а кто и с изрядной долей презрения взирая на принца Корха. Третьи же – бездарности и прихлебатели – спешили, толкая друг друга, первыми засвидетельствовать свое почтение новому Королю.

Корх с величественной миной благосклонно принимал расточаемые лесть и расшаркивания, перекатывая во рту, словно медово-мятные конфеты, всего два слова: «Я Король! Я… Король…»

Сельвина не помнила, как оказалась в своих покоях. Обливаясь слезами, она упала на кровать и долго плакала. В ее голове, не переставая, крутились слова отца. Цепкая, тренированная память девушки раз за разом воспроизводила завещание строку за строкой. И чем больше Сельвина вдумывалась в смысл фраз, тем большее уныние овладевало ей.

Стоявшая рядом с кроватью фрейлина наблюдала за горем принцессы, не смея нарушить молчание или еще чем потревожить ее.

– Эльда? – наконец позвала фрейлину Сельвина, приподнимаясь с кровати и оглядываясь.

– Да, моя принцесса, – сложив перед собой руки, Эльда с готовностью придвинулась ближе.

Сельвина села на край кровати и утерла ладонью слезы.

– Эльда, скажи, почему такая несправедливость? Я так любила отца.

– Вы расстроены тем, что Его Величество назначил своим приемником вашего брата?

– Ах, дело вовсе не в этом. Отец не мог поступить иначе.

– Вы правы, Ваше Высочество, – согласилась Эльда. – Но что же тогда вас так расстроило?

– Часть завещания, касающаяся моего брака. – Сельвина всхлипнула и поднялась с кровати, поворачиваясь спиной к фрейлине. – Помоги мне, пожалуйста, переодеться. В этом платье невозможно ни ходить, ни дышать!