Антон Постников - Было бы на что обижаться

– Нет, не тороплюсь… Некуда… – отозвалась она придушенным голосом.

– Тогда вопрос первый, – быстро произнёс я, опасаясь новых слёз. – Есть хотите? Вы наверняка голодны. Надо обязательно подкрепиться, думаю, силы вам ещё понадобятся. Жизнь продолжается.

– Да… наверное, стоит поесть. Где у вас тут… умыться можно?

Анна приняла из рук гостьи легкий плащик, проводила ее в ванную, вернулась. Судя по выражению лица, перспектива закончить день в обществе Кассандры её совсем не радовала.

– Я тут подслушал немного. Странно это всё. Первое, что в голову приходит – психическое расстройство покойного на почве чрезмерного употребления горячительных напитков. Такое во времена моей молодости частенько случалось. У него и дневники все выглядят как требник, посвященный Бахусу.

– Это тот, который мифический покровитель пьяниц? – невинно поинтересовалась Анечка, хотя прекрасно знала античную мифологию.

– Не только их, но не о нём речь. Кое-что не стыкуется. Мне нужно как можно больше информации. Обо всём подряд. Я понятия не имею сейчас, что может оказаться полезным. У тебя, кстати, очень неплохо получилось поддерживать нужную атмосферу для разговора. Так что я рассчитываю на тебя. Давай заманим её ко мне на кухню, хорошенько накормим и побеседуем не торопясь.

– А зачем все эти расспросы? Всё ясно же! – Анечка застрочила скороговоркой, оглядываясь на дверь. – Пить растворы метилкарбинола очень вредно. Это было доказано наукой давным-давно. Поэтому и перестали эту гадость производить. Ещё триста лет назад. Я бы так и вовсе запретила. Ветеран, судя по всему, все эти триста лет только и делал, что остатки в себя вливал. А если тут что-то другое, так это вообще дело полиции.

В спорах рождается истина и гибнут нервные клетки… В ванной громко шумела вода, а значит, до возвращения Кассандры ещё было несколько минут.

– Анечка, сделай, пожалуйста, как я прошу. Ей действительно очень плохо. Как бы ты себя чувствовала, если бы я помер внезапно? Будь гостеприимной. Она же с утра ничего не ела. Покормить её надо? Надо. Не будем же мы жевать в молчании. А мне очень даже интересно, что там на самом деле произошло. Я потом всё тебе объясню, обещаю, сейчас не успею – Кассандра скоро вернется. Я, кстати, тоже есть хочу. И потом, неужели твоё любопытство уже полностью удовлетворено?

Анечка не ответила, уселась на подлокотник дивана, выражая одновременно несогласие, покорность судьбе, равнодушие и стала разглядывать носки своих блестящих туфель. Конечно, ей было любопытно. И Кассандра была ей вполне симпатична на самом деле… Коллега опять же. Не будь меня в их компании, они бы наверняка мило проболтали несколько часов. Но куда ж меня денешь? И вот уже охрана своей территории, защитный рефлекс, чтоб его… Даже от плачущей и опухшей от слёз гостьи распространялись флюиды какой-то подавляющей женственности. Аня их прекрасно чувствовала.

Не спорит и ладно. Я уселся в кресло и стал с нескрываемым интересом просматривать второй блокнот. Очень скоро моя красавица не выдержала.

– Что там? – спросила она.

– В данный момент рецепт приготовления настойки ореховой. До этого были настойки оникса, одуванчика и овса. Спиртовые. Некоторые из них, кстати, применялись как лекарства в «дикие и непросвещённые времена повального алкоголизма».

– Это интересно?

– Не очень. По крайней мере, мне. Интересно другое. Третий блокнот заканчивается самоучителем по приготовлению фалернума, а четвертого блокнота нет… Понимаешь ли, дорогая моя… Эти рукописные справочники включают в себя очень подробные инструкции по приготовлению напитков, вин, ликеров, микстур на спирту, водок и всевозможных настоек, но заканчивается на букву «Ф». Не могу назвать себя серьёзным специалистом, но труд сей можно смело назвать незавершённым. Хванчкара, Хенесси, херес и ханшина были намного популярнее одуванчиковой настойки, но их рецепты Ветеран излагать не стал, хотя для этого даже оставалось несколько чистых страниц в последнем блокноте. Почему, как ты думаешь?

– Не успел просто, наверное.

– Логично, на первый взгляд. Но тут ещё и записка есть. Лично у меня никак не складывается воедино содержание этого без преувеличения шедевра каллиграфии, количество человеко-часов, затраченное на его изготовление, с отсутствием времени на окончание самого труда. Вот, посмотри.

Я передал Анне лист, найденный в первом блокноте. Пока она читала, из ванной перестали доноситься звуки льющейся воды.

– Я на тебя очень рассчитываю, Анюта! – шепнул я.

В комнате появилась Кассандра. Она явно пришла в себя и выглядела значительно лучше. Судя по вскинутым вверх бровям Анечки, даже слишком хорошо. Походкой модели приблизилась она к дивану, взяла со спинки плащ.

– Куда мы сейчас? – спросила она деловито. – Мне бы не хотелось в людное место, я выгляжу как чучело.

– Ну тогда ко мне, наверное… – всё выходило проще, чем я думал. – Приглашаю вас, девочки.

Крестовоздвиженский храм строили около реки, и место для него было выбрано очень удачно. За без малого восемь сотен лет своего существования он почти не изменился. Пожары войн, безумные ветры лихих перемен, десятилетия запустения пронеслись мимо, а он всё так же отражался в тёмной воде.

Рядом с храмом располагалась часовня и просторный дом настоятеля, немногим более молодой, чем сам храм. Когда-то церковный двор с трудом вмещал всех прихожан, а сегодня в нём редко можно было увидеть больше десятка человек, даже на престольный праздник.

Отец Никодим Попов жил один, если не считать двух котов, служил – иногда вообще в пустом храме, держал огород, виноградник и частенько сиживал с удочкой на берегу реки, неизменно сопровождаемый при этом своими котами.

Родился он в этом же доме шестьдесят два года назад после четырех сестёр и первое, что помнил в своей жизни помимо рук и лица матери, был рукописный лик чудотворной иконы святителя Николая.

Судьба его, казалось, была предопределена с самого начала – отец души не чаял в наследнике, именовал его не столь часто по имени, сколько «поповичем», а пономарить будущий настоятель стал с тех пор, как смог держать в руках книгу.

Количество прихожан постепенно уменьшалось, всё чаще отец с детьми и женой правили службу в храме, где кроме них никого не было. Потом выросли и разъехались учиться сёстры, а приход становился всё меньше.

В школе к нему прилепилось прозвище «Никотин», прогрессивно настроенные учителя снисходительно воспринимали его как осколок безвозвратно ушедшей эпохи, списывая слабые успехи в технологических дисциплинах на религиозное мракобесие. Мальчишки высмеивали за то, что он носит на службе стихарь, а девочки просто не замечали его в упор или оскорбительно хихикали за спиной.