Владимир Кнари - Графоманы не плачут

Царевич взял себя в руки, встал наконец на ноги и решился подать голос:

– Но ведь… как же так? Ведуны ж и песняры говорили, будто нужно придти и поцеловать. – Он задумался на миг, а затем вспомнил, процитировал по памяти: «Принцесса вспрянет ото сна, и на останках тех несчастий…»

– Мало ли что скажут! – перебил его первый малый. – Ну да, вспрянет. Куда ж она денется-то? А толку?

– Да что ты ему объясняешь, Понед? Гнать его взашей, вот и все дела… – снова подал голос вредный Воскр.

Понед, видимо, бывший тут за старшего, рукой остановил эту малоприятную для Еремелева слуха речь, осуждающе глянул на царевича: – Вот ты, по всему видать, царских кровей…

Царевич неуверенно кивнул.

– Звать-то как? – уже не так сурово поинтересовался Понед.

– Ерм… Емр… Еремеля, – в горле вдруг как комок застрял.

– Ну так вот, Еремеля царский сын, сам посуди: ну проснётся Снежнобелка – и что? – голос маленького богатыря стал спокойным, рассудительным.

– Как что? На коня и свадебку, как положено…

– Экий ты скорый, однако. Ну, она-то тебя полюбит, положено так. Заклинание такое, – тихо пояснил Понед. – А вот ты?

Еремеля аж опешил.

– А что я?

– А ты любить её будешь?

– Конечно, а то как же иначе?

– Знамо дело, – вышел вперёд до того молчавший богатырь без шишака на голове. Волосы его уже были припорошены сединой. – Все так говорят, что любовь до гроба, «жили они долго и счастливо и умерли в един день»…

– А потом мужики вспоминают заветы древних, типа «Каждый мужчина имеет право налево», – заговорил Воскр. – И пошло-поехало… Нет, мы нашу Снежнобелку за здорово живёшь не отдадим.

– А вы сами-то кто будете? – Только сейчас царевич осознал, что до сих пор даже представления не имеет, с кем свела его судьба-злодейка.

– Мы-то? – удивился Понед. – Мы – братья гнумы-богатыри. Неужель о нас в песнях не поётся?

– Не поётся… – ответил Еремеля. Он оглядел семерых братьев, оценил превосходящие силы противника, после чего понурил голову, с тяжёлым вздохом повернулся и побрёл к выходу из пещеры, где уже давно ржал его конь, соскучившийся по хозяину.

– Эй, царевич, ты куда? – окликнули его в спину.

Еремеля удивлённо остановился:

– Домой, куда ж ещё?

– А Снежнобелка тебе уже не нужна? – вопросил Понед. Позади него послышался шёпот Воскра: «Ну? Что я вам говорил? Им бы всем только целоваться!..»

От удивления Еремеля аж рот разинул. А после возвестил:

– Так вы сами… того… этого…

– Чего того-этого?

– Ну, не отдавать решили…

– Так за здорово живёшь и не отдадим. А вот коли докажешь честность своих намерений относительно Снежнобелки, сумеешь убедить, что любить будешь верно, тогда и посмотрим…

Тут Еремеля явно обрадовался, потому как на лице его появилась хитрая улыбка, и он весело признался:

– Ну, искусство-то это я знаю. В лучших хранцузских университетах проходили. А вот учитель мой, милейший мужичок, ещё особо отмечал меня среди прочих за умение целоваться…

Воскр при сих словах скривился:

– Да нет, Еремелюшка, это тебе тут не пригодится, мы и сами это могём.

Еремеля вновь взглянул на вожделенный гроб и спросил:

– Так а что делать-то нужно? Как доказать?

– Ну вот, это другой разговор, – радостно потирая руки, Воскр двинулся к царевичу. – Сейчас мы тебе всё и объясним, Еремелюшка…

Объяснения длились долго и под добрую закуску. Понималось всё равно с трудом. Тогда выступил Воскр и предложил начать с простейшего: с письменных упражнений.

Упражнения эти заключались в том, что Еремеле подсунули огроменный рулон бересты, на котором кривыми буковками были выцарапаны триста осемнадцать каверзных вопросов и варианты ответов на них. Судя по содержанию вопросов, составлял их сам Воскр, с первого взгляда так не полюбившийся царевичу. Спустя три дня и несчитанное количество жбанов медовухи испытание было пройдено и большинством гнумьих голосов признано успешным. Против такого решения был лишь сам Воскр, которого не удовлетворили ответы Еремели на вопросы «Кому на Руси жить хорошо?» и «Кто виноват?». Однако его возражения были отклонены, потому как объяснить наличие данных вопросов в испытании на способность любить Снежнобелку он не смог. А вот ответ на вопрос «Что делать?» был одобрен всеми единогласно.

Далее весёлый гнум-богатырь Серед предложил сыграть в угадалки. Сия игра заключалась в том, что уставший от объяснений и вопросов царевич должен был узнавать предметы обихода своей потенциальной невесты. Из предложенного набора (в который входили нижняя юбка, портянки, хрустальная туфелька, двуручная секира, самовар и подозрительный туго скрученный ватный валик) он с лёгкостью выбрал юбку с туфелькой, лишь на миг засомневавшись по поводу самовара. Главный судья Понед и тут решил признать победу молодого царевича.

Когда на пятый день в светлице братьев закончилась закуска, седоватый Втор задал свою задачу: а что будет делать молодой муж, коли жена занеможет и не в силах будет кормить его? Сумеет ли прокормить себя да любимую?

Тут уж пришлось Еремеле постараться, потому как не царское это дело-то – кашеварить. Однако отступать было некуда, позади – гроб хрустальный. И снова повздыхав, Еремеля принялся за дело. К вечеру он сообщил, что ужин готов, и сперва все семеро братьев вызвались судьями быть, однако приблизиться к котлу сумел лишь Воскр. Спустя три дня Воскр так и не окочурился, и испытание готовкой было признано пройденным.

И долго бы ещё продолжалась эта канитель, если бы запасы медовухи у гнумов совсем не исчерпались, потому что идей у братьев-богатырей было хоть отбавляй. Да и царевич уже стал сдавать и чахнуть. Глядишь, и выдавать-то скоро Снежнобелку не за кого будет.

Покумекали гнумы, да и порешили, что парень Еремеля неплохой, девку в обиду не даст, и вполне достоин стать ей мужем. Еремеля расчувствовался, расцеловал всех братьев, а с Воскром даже побратался.

К торжественному моменту пробуждения Снежнобелки все гнумы разоделись, кому как совесть позволила, да и заявились вослед царевичу Еремеле в пещеру. Все вместе они бережно сняли хрустальную крышку, в последний раз благословили царевича и спрятались за дальним камнем, чтобы не портить интимность события.

Когда Еремеля склонился над невестой, Воскр стал тихо выбивать дробь тоненькими палочками. Наконец царевич коснулся горячими губами холодных, но предварительно подсахаренных уст царевны, и та сразу стала преображаться. Кожа её порозовела, веки вздрогнули и… так и остались в полуоткрытом состоянии.

Из-за камня раздалось злое шипение, оттуда быстренько выскочил хозяйственный Пятень и снова щёлкнул чем-то невидимым за гробом, после чего сразу спрятался. Царевна Снежнобелка раскрыла прекрасные очи, взглянула на онемевшего Еремелю и томным голосом произнесла: – Ты мой герой… Бери же меня и веди в палаты белокаменные!