Антон Конышев - Неправдоподобное происшествие в деревне Пичугино

Рассказывать об этом происшествии пичугинцы не любят. А если и выжмут из себя после долгих уговоров несколько слов, то выходит у них всё как-то буднично и скупо. Даже дед Аркадий, всегда готовый часами разглагольствовать о секретном космодроме инопланетянцев в местных болотах, и он, стоит затронуть тот случай, умолкнет, сощурится в сторону и прошамкает что-то наподобие: «А чего говорить-то? Ну, было. А может, и не было. Может, и померещилось. Жара ведь тогда стояла под сорок, да и выпили мы. А тёплая-то водка, она ведь… »

Глава

I

На улице было очень жарко, к тому же Элеонора пару раз упала и теперь была пыльная и грязная. Настя тяжело вздохнула, укоризненно покачала головой, совсем как мама, легонько шлёпнула куклу по пластмассовой попе и пошла в дом.

В доме мама возилась с кастрюлями.

Настя постояла немного посередь комнаты, наступила босой ногой на мокрую тряпку, валяющуюся на полу, убедилась, что лужица из тряпки получается некрасивая, и тихонько спросила:

– Мама, а можно я на речку пойду, а то… а то Элеонора вся выпачкалась?

– Так и умой её в тазике, вон на веранде, – сказала Катерина, не оборачиваясь, – а на речку нельзя. Я тебе уже сто раз говорила.

– А почему нельзя? – отлично зная ответ, всё-таки протянула Настя.

– Мала ещё одна на речку ходить.

– А пойдём вместе, – без особой, впрочем, надежды предложила девочка.

Катерина водрузила, наконец, на плиту огромную кастрюлю и вытерла лоб рукавом.

– Настя, доченька, – сказала она мягче, – ты бы мамке–то не мешалась, а? Мамке надо ещё пол помыть и для поросей сготовить. Да и отец сейчас придёт. Ну-ка, шагни-ка в сторонку, дай тряпку подыму.

Настя послушно отошла в угол комнаты, перехватила Элеонору подмышку и некоторое время смотрела, как мать ползает по полу на четвереньках.

– А когда ты со мной поиграешь? – спросила Настя, перепрыгивая на вымытое место.

– Тебе что, ребят мало? – Катерина села, переводя дыхание. – Вон с Машкой поиграйте или с Валькой.

Настя надула губки и нахмурилась.

– Не буду я с ними играть. Они над Элеонорой смеются и обзываются, – твёрдо сказала она. Потом подумала и уточнила. – Плохими словами обзываются.

На плите угрожающе зашипело, брызнуло, и крышка, подпрыгивая, виртуозно забарабанила по кастрюле.

–Ах ты, господи! – всплеснула руками Катерина и бросилась к плите.

– Мам, ну мам, ну поиграй со мной, – канючила Настя.

– Наська, отстань, некогда мне.

– Ты вчера обещала и позавчера обещала, – не отставала девочка, обнимая мамину ногу, – и потом, когда дядя Коля в колодец упал, а я плакала, ты тоже обещала, и потом…

– Наська, – строго сказала Катерина, – а ну брысь! Ишь натоптала мне тут. Сказано тебе, мамке некогда, мамка одна, на вас на всех не напасёшься. Брысь, говорю!

Девочка пустила было слезу, но, подумав, подобрала упавшую куклу и понуро побрела на двор.

Натужно протарахтев, к дому подкатил старый мотоцикл.

– Папка, папка приехал! – взвизгнула Настя и вприпрыжку побежала к калитке. – Папка, поиграй со мной!

– Погоди, доча, – сказал отец, обходя девочку, – некогда мне сейчас. Катя, там пожрать есть чего? Меня на полчаса отпустили.

Он долго, как показалось Насте, умывался прямо из бочки, отмывая грязь и пыль с рук и лица. А Настя смотрела на него и думала, сказать или не сказать, что вчера вечером видела, как в бочке утонул большой чёрный жук.

Он важно ползал по краю и уже собирался взлетать, когда порыв ветра с лёгким шлепком опрокинул его в воду.

Жук барахтался в бочке почти до темноты, перебирал всеми лапками, шевелил усами и даже пытался расправить вконец намокшие крылья. Насте очень хотелось помочь жуку, но сама она побаивалась трогать его руками, а за пластмассовые ручки Элеоноры жук никак не мог зацепиться.

Утром Настя первым делом бросилась к бочке и, привстав на цыпочки, заглянула внутрь.

Жука там не было.

Отец последний раз фыркнул, вытер лицо и руки висевшим рядом полинявшим от многочисленных стирок и солнца полотенцем и, наконец, улыбнулся. Настя решила не упускать момент.

– Папа, давай поиграем.

– Поиграем, доча, поиграем, – отец потрепал девочку по косичкам, – только не сейчас.

– Почему не сейчас? – сразу сникла Настя.

– Гена! – позвала мама с порога. – Остынет же! Настя, не приставай к отцу. Мой руки и обедать.

– Не хочу! – Настя топнула ножкой.

– Я те дам «не хочу», – Катерина погрозила девочке пальцем. – А ну марш обедать, кому сказала!

Настя нехотя ковырялась ложкой в тарелке, раскладывая по её краям кусочки лука.

– Васька, с… – Геннадий покосился на дочку, – собака, как менеджером заделался, совсем озверел. У меня техника не выдерживает, мужики на таком пекле осоловели уже, а он одно, п… поганец: «Выгодный заказ, договор со шведами, хозяин грозился премии лишить, если не поспеем к сроку».

Он отхлебнул чай из кружки, обжёгся и всё-таки не сдержался:

– Скотина, подхалим, мать его.

Катерина сидела рядом, подперев подбородок обеими руками, и смотрела, как муж ест.

– Опять до темноты? – спросила она.

Геннадий молча кивнул.

Настя разложила по краям тарелки весь плававший в супе лук, глотнула чаю и стала вылезать из-за стола.

– Ты куда это? – удивилась Катерина. – И не съела ничего…

– Не хочу больше, – Настя выбралась, наконец, из–за стола, потопталась немного в нерешительности на месте, глядя на родителей большими грустными глазёнками, и вышла из дома.

Спускаясь по ступенькам, она краем уха успела услышать, как мать сказала вполголоса:

– Скучно ей. Таскается со своей куклой день-деньской, а соседскими так и не подружилась.

– Не порядок, – согласился отец. – Ей ведь пять, через два года в школу.

Настя не стала слушать, о чём они говорили дальше. Она забралась в самый дальний угол двора, где под тенью старой ветвистой яблони было немного прохладнее, уселась на землю, усадила перед собой куклу и, насупив совсем белёсые на загорелом личике бровки, строго произнесла:

– Я у тебя, Элеонора, одна. Мне что, на всех разорваться?

Глава

II

А ночью пичугинцев разбудила гроза.

Дождь обрушился на притихшую деревню сразу и водопадом. Крупные капли автоматной очередью колотили по крышам, стенам и окнам. Стёкла жалобно позвякивали, крыши протекали.

Уже не чаявшие облегчения пичугинцы, сонно морщась, выбирались из кроватей и, откинув занавески, старались разглядеть хоть что-нибудь. С таким же успехом можно было смотреть сквозь мутное стекло. Ветра, как ни странно, не было, но мигом намокшие занавески уже пускали ручейки на подоконники и полы.

И шлёпая босыми ногами в образовавшихся на полу лужах, люди в первый раз за последние полтора месяца наглухо закрывали в домах все окна.