Евгений Цепенюк - За миллиард долларов до конца света

Безоблачный период в жизни Семёна Степанова закончился ранним утром последнего летнего четверга. Прогуливаясь по двору вслед за своей собакой, двортерьером по кличке Лютик, дотягивая сигарету, вспоминая услышанный во сне анекдот, он наслаждался полным отсутствием планов на сегодня. Свежий ветерок укоризненно шелестел листвой: мол, это же преступление – начинать такой замечательный денёк не с зарядки! Степанов легко соглашался: в следующий раз – обязательно.

И тут его окликнул Тёзка.

Тёзка был тихим, вежливым алкоголиком, опустившимся до той шаткой ступеньки, на которой у человека ещё есть возраст, семейное положение и род занятий, но определить их на глаз уже невозможно. Он никогда не унижался до банального выклянчивания денег на выпивку – просил только на утреннее лечение, и всегда обещал вскорости отдать. А звали его, на самом деле, может быть, вовсе и не Семёном, а Александром или даже Петром, но это значения не имело. Никаких других обращений Тёзка не признавал. То ли по простоте своей, то ли потому, что психологически гораздо труднее отмахнуться от человека, с которым у тебя есть хоть немного, но общего. А может, ты и вовсе был с ним знаком в его прежней жизни?..

Обернувшись, Степанов остолбенел от изумления. Если бы не знакомый голос, он с первого взгляда ни за что бы не признал Тёзку в гладко выбритом обладателе темно-серого в полоску костюма. Со второго-то взгляда в глаза бросались завязанный пионерским узлом галстук и лаковые туфли на босу ногу, но всё равно – перемена была разительной.

– Вот, видишь, тёзка… Вроде вот как бы решил новую жизнь начать, как говорится.

Тёзка проделал трудноописуемый, но очень выразительный жест: сначала провел ладонями сверху вниз, как бы вытирая их о лацканы пиджака, затем широко развел руки в стороны и, наконец, с громким хлопком уронил их на бедра, после чего вдруг полез во внутренний карман.

– Ты вот, тёзка, человек с пониманием, не то, что вот, скажем, некоторые всякие. А я вот, раз уж думаю, такое дело, то долг – он, как говорится, платежом красен, и в ознаменование пошел вот бутылки сдал с балкона. У меня же их много там накопилось, ну и вот, соответственно, и уж раз так, то и как бы с процентами.

С этими словами Тёзка извлек из-за пазухи перемотанную куском лохматой чёрной изоленты пачку купюр. Настолько внушительной толщины, что первой мыслью Степанова было: «Ну ничего себе у него там грудь такая впалая, что пиджак совсем не топорщился!». Выдав это тонкое наблюдение, мозги Семёна застопорились, не выдержав напора информации. А рука тем временем деловито потянулась за деньгами.

Но тут вдруг Лютик, за свою долгую жизнь заслуживший репутацию самого спокойного и дружелюбного пса во дворе, угрожающе взрыкнул и показал клыки. Тёзка в испуге отскочил, выронив обналиченные бутылки. Лютик в один прыжок очутился на месте падения, задрал лапу и окатил деньги мощной струёй.

– Вот же собака! – только и вымолвил Тёзка.

– Лютик, фу! Извините… то есть, в смысле, извини, конечно, но надо же момент выбрать было как-то всё-таки… и потом, какие ещё, блин, проценты?.. Ты чего это вообще?!

– Ну и вот, значит, так и конечно! Я-то ничего – вот собачка, и та сразу правильнее всё понимает. А их вот теперь отмывать надо, так что я обязательно в скорейшем сразу!.. – захлебнувшись бормотанием, Тёзка подхватил деньги из образовавшейся лужи (вернувшийся к хозяйским ногам Лютик не возражал), развернулся и зашагал к своему подъезду. Но возле самого крыльца внезапно сменил курс и, судорожно срывая галстук, рванул в сторону магазина.

– Ты можешь объяснить, зачем ты это сделал? – поинтересовался Степанов у Лютика.

– «Во многих знаниях – многия печали, дитя моё», – ответил пёс своим фирменным выразительным взглядом.

– Ну и ладно, – подытожил Степанов, и оба отправились домой, завтракать.

Конечно же, загадочное происшествие не оставило Степанова равнодушным. Боле того, он был заинтригован. Но не до потери аппетита.

Таким уж редким сочетанием душевных качеств он обладал: с одной стороны, умел замечать необычное даже там, где большинство людей проходят мимо, не поворачивая головы. С другой стороны, никогда не лез не в своё дело без спроса.

Однажды он повстречал на оживлённой улице человека в дорогом чёрном костюме и при галстуке, с букетом алых роз в одной руке и топором – в другой. Миновав снимавших предвыборный опрос телевизионщиков, человек остановил Степанова и бархатным баритоном попросил сигарету. Семён протянул открытую пачку, и некоторое время наблюдал, пряча улыбку, как тот пытается одновременно справиться с топором, букетом, сигаретой и спичками. Потом поднёс зажигалку. Человек затянулся, поблагодарил, взял топор подмышку и пошёл дальше. И Степанов пошёл дальше. Удивляясь про себя, как много людей ходят по одной и той же улице, но при этом каждый – своей дорогой.

В другой раз он увидел возле крытого рынка мужчину средних лет, с сосредоточенным видом орошавшего клумбу минеральной водой из пластиковой бутылки. Когда вся вода из бутылки вылилась, мужчина завинтил крышку и спрятал пустую тару в полиэтиленовый пакет. Потом достал из пакета такую же, но полную бутылку, отвинтил крышку (газированная минералка так и брызнула, заляпав ему брюки) и снова принялся поливать цветы. А Степанов, опять-таки, пошёл дальше. Раздумывая, почему сверкающие в солнечных лучах капли одинаково хорошо смотрятся как на лепестках анютиных глазок, так и на листьях сорняков.

Наверное, за эту особенность характера его и взяли на ночную работу.

Ночь через две, с ежегодным сорокадвухсуточным перерывом, Семён засыпал в своей постели, чтобы спустя мгновение обнаружить себя на проходной вселенского хранилища великих открытий, гениальных изобретений и научных парадигм. Ничего, кроме названия (и очевидного из названия вида деятельности) он об этом предприятии не знал, и узнавать не собирался. И ни разу, проходя вдоль полок, уставленных разнокалиберными ящиками, контейнерами и коробками, в которых от начала времён и до срока, указанного в накладной, бережно пылилась бесценная информация, не возжелал он заглянуть под крышку, чтобы выяснить, что же там конкретно находится внутри. На каждой упаковке имелась наклейка с надписью «не кантовать» и инвентарным номером – и ничего более, но этого было вполне достаточно, чтобы Степанов мог успешно справляться со своими служебными обязанностями: пару раз в месяц отгружать требуемую единицу хранения в обмен на несложные формальности. Однажды он, правда, задумался – действительно ли ряды стеллажей тянутся в бесконечность, или же просто очень далеко, но сходить проверить так и не удосужился.