Сергей Шведов - Иван Царевич и Серый Волк

Вот стерва Кабаниха. Царевич и раньше подозревал, что у неё гнилое нутро, но не до такой же степени безобразия. Хотя по меркам народа, находящегося под властью конструктивного оппозиционера Кощея, она, пожалуй, тянет на гуманистку. Пьёт, конечно, кровь из трудового народа, но в меру, не то, что иные-прочие. Такой вот прогресс в Берендеевом царстве.

За стеной послышался хруст ветвей, и раздалось злобное хрюканье. Тетеря, гоголем расхаживавший по срубу, враз скукожился и присел. Мужички попадали

с лавок и заползли под стол. Побледневший Бердов подался было в угол к рогатине, но застыл на полпути, решая мучительнейшую для интеллигента задачу, что делать, сразу сдаваться или маленько покочевряжиться. Царевич вновь обнажил ствол. Васька свой маузер из рук не выпускал, хотя делал это больше для форсу, чем из предосторожности. Уж Михеева с Вепревым он знал как облупленных. Водки, выпитой ими на троих, хватило бы на средней величины бассейн. – Человечьим духом пахнет, – услышал Царевич низкий грубый голос.

Голос, в общем-то, действительно мог принадлежать Вепреву, но было в нём ещё и нечто чужое и явно кровожадное, озаботившее Ивана до лёгкой дрожи в коленях.

– Первачка попробуем, – хихикнул другой голос. – А то у меня от этих доходяг изжога.

Не то чтобы Царевич прежде считал Вепрева красавцем, но то, что сунулось в дверь кабака, вообще ни в какие ворота не лезло. Тетеря оказался прав, клыки у Вепря были невероятной величины, и попади Царевич под их удар, у союза писателей случились бы непредвиденные расходы на венок для собрата по профессии. Да что там Царевич, такими клыками лошадь можно было насквозь пропороть. К несчастью, лошади на пути у Вепря не случилось, и он уставился маленькими кроваво-красными глазками на соседа по дому, явно его не узнавая. Откровенно свинячий пятачок дёрнулся, а щетина на загривке встала дыбом. Габаритами Вепрь, между прочим, превышал свои обычные размеры. Вот и верь после этого в закон сохранения вещества. Из реального мира убыло всего килограмм восемьдесят, а здесь на Ивана надвигалось чудище центнера в полтора весом и надвигалось с откровенно враждебными намерениями.

У Царевича внутри что-то екнуло, и рука с пистолетом ушла в сторону. Стрелять даже в чудище Ивану не хотелось. Мешали гуманистические принципы и либеральное воспитание. Вепрь с Михеичем, что там ни говори, имели право на адвоката. И вообще не пристало российскому интеллигенту брать на себя роль судьи и палача.

– Стоять, – рявкнул Кляев, которому, похоже, не докучали мысли о правах человека, и нацелил маузер точнёхонько в дурную голову Вепря.

Царевич от Васькиного крика вздрогнул и неожиданно даже для себя выстрелил в потолок. Сверху посыпалась соломенная труха, Вепрь удивлённо хрюкнул и остановился.

– Ну, чего вы, мужики, в натуре, – заюлил с хитренькой улыбочкой на тонких губах Михеич, – Свои же люди: вы оборотни, мы упыри, неужто не договоримся?

Упырь Михеич, между прочим, внешне мало чем отличался от Михеева, которого Царевич знал если не всю жизнь, то уж лет десять наверняка. Разве что острые клыки выдавали в нём вампира. Вот только глазки у упыря Михеича были не серенькими, а кроваво-красными. Михеев и в реальном мире в откровенную драку вступал редко и только тогда, когда был уверен в безнаказанности и превосходстве имевшихся под рукой сил над силами противника. Царевич нисколько не сомневался, что и здесь, в Берендеевом царстве, мозговым центром банды остаётся хитренький Михеич, а всю грязную и опасную работу выполняет агрессивно-туповатый Вепрь. Удивляло Ивана сейчас больше всего то, что не только Вепрь, но и Михеич не признали своих соседей по дому, и дело здесь было, кажется, не только в скудном освещении.

– Ты мне зубы не заговаривай, – огрызнулся Кляев. – Будешь трепыхаться, я тебя шлёпну по законам революционного времени, как врага народа, начисто потерявшего человеческий облик.

Упырь Михеич поскучнел лицом и призадумался. Очень может быть, прикидывал в уме серьёзность прозвучавшей угрозы, а возможно припоминал, где он мог слышать подобные речи прежде. Вспомнил он или нет, Царевич так и не понял, поскольку Васька достал из кармана пятнистых штанов бутылку водки, открыл ее зубами и протянул упырю. Михеич долго обнюхивал знакомую посудину, но пить почему-то не решался.

– А ну пей, иначе в расход пойдешь. – Ну что ты в натуре, гражданин начальник, – заныл Михеич. – Это же беспредел какой-то получается. Мы же не по своей воле. Служба такая.

– Пей, – рыкнул Васька и ткнул упыря маузером под рёбра.

Царевич не сразу сообразил, на кой ляд Кляев вздумал поить сказочных отморозков водкой, на которую в Берендеевом царстве был дефицит. Во всяком случае, оживший Тетеря задёргал носом и всем своим видом выразил готовность подменить упыря Михеича на месте «страшной казни». И только когда хлебнувший пару глотков упырь начал потихоньку мягчать лицом, до Ивана, наконец, дошло, что Кляев использовал в своих целях полученную от Шараева информацию. А Сан Саныч, помнится, говорил, что упыри возвращаются в человеческое обличье стоит им только напиться водки. Нельзя сказать, что после пяти-шести глотков вид Михеича разительно изменился, но краснота в глазах пропала, и вампирские клыки изо рта исчезли. Похоже, выпив водки, он обрёл не только облик Михеева, но и его память, поскольку подмигнул Царевичу, пристально за ним наблюдающему. Чудище Вепрь, убедившись в том, что с подельником ничего плохого не случилось, допил водку почти без принуждения, лихо опрокинув содержимое бутылки в широко разинутую пасть. Произошедшая с Вепрем метаморфоза была куда более заметной и произвела на почтенную публику незабываемое впечатление. Во-первых, исчезли устрашающие клыки, с железными наконечниками во– вторых, свинячий пяточек превратился в нос картошкой, а вместо щетины на голове появились пусть и жёсткие, но всё же волосы. Ну и в габаритах сильно сдал Вепрь, измельчав до размеров просто Вепрева. – Вот это уже лучше, – сказал Кляев, глядя на вернувшихся в человеческий облик собутыльников. – Чистосердечное раскаяние, безусловно, смягчит вашу вину, и суд учтёт готовность к сотрудничеству.

– Не гони волну, Вася, – презрительно хмыкнул Михеев. – Тоже мне судьи. А потом, мы никаких законов не нарушаем. В России мы пьем только водку, а в Кощеевом царстве вампиризм деяние не наказуемое.

– А утрата человеческого облика? – не выдержал Царевич. – Ты ещё о моральном облике строителя коммунизма расскажи, Иван, – лениво протянул Михеев. – Уж чья бы корова мычала, а твоя бы помолчала. Кто у нас в классе комсоргом был? И кто сейчас стал оборотнем?

Положим, Царевич никогда с Михеевым в одном классе не учился, хотя комсоргом в юные годы действительно был. Конечно, для либерала это пятно в биографии, но пятно, прямо скажем, крохотное, плевое пятно. И называть за грехи юности человека оборотнем, это значит окончательно утратить чувство меры.