Сергей Шведов - На Муромской дороге

По Химкину выходило, что Инструктор по меньшей мерё архангел Гавриил, прибывший трубить конец света. А скромнейший милицейский кобель Джульбарс в Химкинских откровениях предстал дьяволом во плоти, в чьи обязанности входит выявление падших и неспособных к исправлению душ, с последующей отправкой их в места не столь отдалённые. В том смысле, что находятся эти места аккурат под канализацией.

Апокалипсические видения Химкина произвели впечатление не только на Балабанова, но и на кастрата Фаринелли и даже на нервного Колю, который в конце мрачных пророчеств троекратно перекрестился. И только Портсигаров с Гонолупенко сохраняли полную невозмутимость.

– Ну это ещё доказать надо, – попробовал протестовать Фаринелли. – Химкин для меня не авторитет.

– Позвони Васюковичу, уж он-то для таких как ты оракул, и узнай, что он думает по поводу чёрной собачки, посетившей медийцев сегодня утром. Кстати, выясни, чем для них закончился сегодняшний налёт архангелов. – Какая чёрная собачка? – растерялся Фаринелли. – Какие архангелы?

– Собачка перед тобой, – кивнул головой Портсигаров на Джульбарса. – А архангелы самые обычные, в камуфляже и чёрных масках.

– Ну и что, – неуверенно огрызнулся Фаринелли. – Мало ли что в жизни бывает. – Не хочешь звонить Васюковичу, выгляни в окно. Там ты увидишь молодых тренированных людей. Как ты думаешь, по чью душу они здесь собрались?

Сбитый с толку и не на шутку взволнованный кастрат не поленился сходить к окну, выглянул из-за портьеры наружу и вернулся к креслу изрядно бледный. – Это что же, за мной?

– Ты ведь спасать тебя приехали, Витя, – со вздохом сказал Портсигаров. – Сволочь ты, конечно, изрядная, но всё-таки хороший знакомый.

– Да что им от меня надо? – ударил на слезу Фаринелли. – А кто их знает, – развёл руками Коля. – Это же нелюди. Скажут им, порвать на куски Фаринелли – порвут. Скажут, пристрелить – пристрелят. Скажут, заковать в кандалы – закуют.

– У нас же демократия, – взвизгнул кастрат. – Нельзя же безвинного человека арестовывать и сажать без суда и следствия.

– Как это без суда! – громовым голосом оборвал его стенания Портсигаров. – Тебе Химкин объяснил, что Суд идёт, Страшный суд, а на твоём лице я не вижу раскаяния.

– Я человек маленький, – заюлил Фаринелли. – Ни в чём таком не участвовал. – Грешил ты, положим, немало, – возразил Портсигаров. – Но не исключено, что Суд окажет тебе снисхождение. Разумеется, лишь в случае раскаяния и готовности к сотрудничеству с правоохранительными органами. – Я, выходит, грешен, – возмутился Витя. – А органы наши святы?!

– А не о наших органах речь! – возмутился Портсигаров. – Короче: готов ты везти нас к Сосновскому или будешь упорствовать в заблуждениях?

– Да хоть сейчас, – сдался Фаринелли.

На выходе из дома кастрат проявил малодушие и выказал опасения по поводу сгрудившихся поодаль тренированных молодых людей. Однако Портсигаров, вошедший в роль доверенного агента высших сил гарантировал ему полную безопасность В подтверждение собственных слов, он даже выпустил первым за дверь Джульбарса. Появление на пороге чёрного пса мгновенно разрядило ситуацию: молодые люди разлетелись по машинам и уже оттуда наблюдали за всем происходящим.

Фаринелли поместили на заднее сидение его собственного «Мерседеса», а Химкина, поблагодарив за образцовое выполнение обязанностей агента юпитерианских спецслужб, отправили обратно в редакцию с наказом, воплотить в статью только что изложенные перед Фаринелли мысли и непременно напечатать в завтрашнем номере газеты. За это ему были обещаны орден Владимира Красно Солнышко 1 степени и бесплатная путёвка на лучший юпитерианский курорт.

Фаринелли дёргался и всё время оглядывался назад, на тянущийся за белым лебедем хвост из машин, под завязку наполненных агентами непонятных служб. Портсигаров охамел уже до такой степени, что не обращал внимания ни на запретительные знаки, ни на суетящихся на обочине гаишников. К удивлению Балабанова, никто не предпринимал попыток притормозить «Мерседес», а иные стражи дорожного порядка даже отдавали честь проезжающему автомобилю. Похоже, на всякий случай и во избежание.

– Видел, – гордо указал Коля кастрату. – А ты сомневался.

Балабанов пребывал в тихом недоумении – что же, собственно, всё это может означать? Неужели дурацкий слух, по неосторожности пущенный Колей у медийной цитадели по поводу пса-оборотня, посланного Инструктором для наведения порядка в столице, успел уже за короткое время овладеть массами? Конечно, само по себе это предположение было бредовым, но Балабанов уже привык ничему не удивляться в этом городе. Если здесь есть Лысая гора, Бамут Абрамович Сосновский о трёх головах и прочая разноплановая нечисть, то почему бы не прибыть Инструктору с инспекционной проверкой аж с самого Юпитера.

Здание, в котором жил Кощей Бессмертный, хоть и не напоминало ни вблизи, ни издаля ООН, но всё-таки по виду было нечего себе. Бдительная охрана стерегла его по всему периметру и поначалу ни в какую не хотела пропускать прибывших в Кощеево логово. Кастрату Фаринелли пришлось долго доказывать мрачной личности, что он из гостей званых и дорогих сердцу хозяина.

Возникшую на пустом месте проблему разрешил добрый молодец с сахарной улыбкой на устах, опознавший шоуменов и хоть не кинувшийся к ни с лобзаниями, но, тем не менее, не отдавший их на растерзание злобным кощеевым псам. – Сосновский пока занят, – небрежно бросил добрый молодец, указывая гостям величественным жестом путь в хоромы, сделавшие бы честь и Змею Горынычу.

Балабанов, поражённый уверенностью добра молодца, распоряжавшегося в кощеевом замке, как у себя дома, спросил шёпотом у Коли;

– Это кто ж такой? – Фидоренко, – столь же тихо ответил Коля.

Балабанов принюхался к знаменитому аналитику, но неприятного запаха не почувствовал. И слегка подивился тому обстоятельству, что человек, зарабатывающий кусок хлеба тяжёлым ассенизаторским трудом, сохраняет цветущий вид и хорошее настроение. Сам Балабанов в информационно-канализационных каналах не выдержал бы и дня.

Если бы не провожатый, то гости непременно бы заблудились в бесчисленных переходах кощеевых палат. Строился Сосновский с размахом и с явной претензией переплюнуть Кремль. Балабанов, до недавнего времени считавший самым роскошным зданием губернаторский дворец в родной области, был потрясён мраморно-золотым великолепием логова нечистой силы.

Стол, за который усадил гостей Фидоренко, был сделан из слоновой кости, а кресло, которым была удостоена Балабановская задница, вполне бы сгодилось в качестве трона для монарха средней европейской страны. Зато картины, развешанные по стенам, Балабанову не понравились. Чёрт-те что было намалёвано на этих картинах. Создавалось впечатление, что рисовал их сильно подвыпивший художник, которому дражайшая половина наставила рога, за что он и отомстил ей столь странным способом, разместив органы и члены совсем не в том порядке, какай был предусмотрен природой.