Сергей Шведов - Планета героев

– Извини.– Натали вновь перевела глаза на дорогу.– Просто эти скоты меня рассердили.

В принципе я ее понимал. Возможно, на нее подействовал вид черезмерно увлекшегося Александра Сергеевича, который как-никак доводился ей мужем. Во всяком случае, числился им. И вдруг – две голые девицы!.. Конечно, я мог бы утешить Натали, сказав, что дело в нечистой силе, а вовсе не в Пушкине, что Великий Поэт всего лишь жертва обстоятельств... К сожалению, Инструкция наглухо запечатала мне рот... К тому же Натали все равно бы не поверила. Ну не верят земляне в нечистую силу – что тут поделаешь? И даже летающие вокруг люстры ведьмы поколебать их неверие не могут.

– Я переоденусь,– сказала Натали, покидая машину.– Никуда не отлучайся.

Отсутствовала она не более десяти минут. Свое великолепное белое платье Натали оставила дома и теперь щеголяла в дурацких штанах-джинсах и в голубой кофточке, которые ей, безусловно, шли, но все-таки слегка разрушали тот образ хрупкой и нежной женщины, который я себе создал. Натали бросила небольшую, но довольно увесистую сумку на заднее сиденье и уселась за руль. Волосы она закрутила пучком на затылке, и поэтому лицо ее казалось сосредоточенным, а не нежно-мечтательным, как обычно.

– Тебе сколько лет, Натали?

– Девятнадцать. Еще какие-нибудь подробности моей биографии тебя интересуют?

– Скорее да, чем нет, но время терпит.

Ответ мой был уклончивым, но я не собирался форсировать события. Кроме того, мне здорово хотелось спать, и Натали мое желание разделяла:

– Ты действительно учился в Швейцарии, Никита?

– У далай-ламы,– подтвердил я.

Если вы думаете, что, придя в квартиру, мы вот так сразу завалились спать, то здорово ошибаетесь. Я уже не боялся обидеть Великого Поэта, а Натали, видимо, решила, что отныне верность мужу не является ее добродетелью. Я, конечно, уснул, но спал недолго, а когда осторожно приоткрыл глаза, то моему взору открылась довольно любопытная картина. Одетая Натали рылась в бумагах Аббудалы Каха, а рядом мерцал экран компьютера, который активизировался, надо полагать, не сам по себе. Я хотел было приподняться, чтобы лучше видеть, но тут выяснилась одна интересная подробность, весьма меня позабавившая. Мои руки были скованы браслетами, а ноги связаны шнуром от оконной портьеры. Натали подняла голову и навела на меня пистолет. Кажется, именно так называется игрушка, плюющая свинцовыми, а при необходимости и серебряными пулями.

– Я хочу знать, кто ты такой? – Темные, почти черные глаза смотрели на меня строго, и в них была решимость, не предвещавшая мне ничего хорошего.

– Я человек.

– Ты не псих,– процедила она сквозь зубы.– Я тебя сразу раскусила.

– Это правда. Я абсолютно нормальный – просто мне не везет на любимых женщин. Твоя предшественница, например, обернулась горгоной Медузой.

Сказал я, между прочим, чистую правду, но, увы, не всякая правда приятна уху женщины. Натали выстрелила.

– Это предупреждение,– пояснила моя любимая.– На случай, если ты вздумаешь еще пошутить. Кто тебя прислал?

Мне вдруг пришло в голову, что в данной забавной ситуации можно совершенно спокойно говорить правду, ибо моя правда для Натали более невероятна, чем самая изощренная ложь. Я последовал примеру брата Вика, который никогда не кривит душой и всегда оказывается в выигрыше – особенно в глазах любящей женщины.

– Я – резидент паррийской разведки принц Ник Арамийский. Прислан сюда Высшим Советом Светлого круга для противодействия проискам темных сил.

– Я тебя убью, скотина! – всхлипнула Натали.– Ты меня доведешь, психопат несчастный!

– А гуманно ли убивать идиота?

Она выстрелила еще раз, но без особого для меня ущерба – если не считать за таковой посыпавшуюся сверху штукатурку.

– Третью пулю вгоню тебе прямо в лоб, понял, придурок? – Плакать она перестала и теперь смотрела на меня холодными, злыми глазами.

– А зачем?

– Затем, что ты сейчас поедешь со мной. Ноги я тебе развяжу, но при первой же попытке к бегству убью.

– А на кого ты работаешь?

– Не твое собачье дело, идиот. Вставай.

– А что, ты так и поведешь меня по улицам голым?

Надо сказать, что одеваться в наручниках довольно затруднительно. Если штаны с помощью все той же Натали натянуть удалось, то с рубахой возникли неразрешимые проблемы. Я забавлялся, а Натали была вне себя от ярости и обвиняла меня во всех смертных грехах. Видите ли, я разбил ее жизнь. За это меня следовало бы колесовать, четвертовать, повесить, расстрелять и даже кастрировать!.. Последнее было чересчур, и я не постеснялся сказать об этом Натали. За что в очередной раз удостоился имени психа и обруган был жутчайшими словами. Мату нас в Школе тоже учили, но я никак не предполагал, что на Земле им владеют не только мужчины, но и женщины. Владеют виртуозно. От жены Великого Поэта менее всего этого ожидал.

– Я ему не жена, придурок, а дочь! – крикнула мне в спину Натали, когда мы спускались по лестнице.

Прямо скажу, для меня это явилось сюрпризом. О дочерях Великого Поэта нам в Школе ничего не говорили. Хотя вполне допускаю, что они у Александра Сергеевича были. Тут что-то явно было не так. С другой стороны, вполне логично объяснялась неожиданная для меня девственность Натали.

На улице было довольно прохладно, и я невольно поежился от утреннего ветерка. Мою рубашку дочь Великого Поэта несла в руках, поскольку более достойного применения ей не нашлось. Меня довольно нелюбезно втолкнули в салон механической тележки и приказали сидеть тихо и не рыпаться. «Рыпаться» я не собирался, поскольку понятия не имел, что это слово означает. Вероятно, какой-нибудь жаргонизм. В который уже раз подумал, что все-таки плохо на Парре готовят резидентов: менее сообразительный на моем месте давно бы уже засыпался, а я всего лишь ходил в земных идиотах.

Конечно, Натали могла меня прямехонько привезти к Каронгу. И хоть я не боялся черного мага, но это было бы крушением моей любви. Я простил бы этой женщине все, но связь с орденом Скорпиона – это уж слишком даже для безумно влюбленного человека.

– Нет, не могу! – Натали вдруг остановила машину, уронила голову на руль и заплакала.– Не могу, будь ты проклят!

У меня доброе сердце, и я не выношу женского плача. Тем более когда плачет прекраснейшая из женщин. Естественно, захотелось узнать причину столь глубокого горя. Неужели девственность настолько большая ценность, чтобы о ней так страдать?

– Я тебя застрелю, Никита, ты меня доведешь, лицемер, своим показным идиотизмом!

– Идиотизм может быть и врожденным,– попробовал я пошутить, но понимания не встретил.– Объясни наконец, что происходит?

– Отец должен много денег одному человеку. Если я выдам ему тебя, то долг простят.