Светлана Багдерина - Иван-Царевич и С. Волк

Втроем — фея, царевич и Волк — они невредимыми прошли через поспешно расступающиеся перед старушкой колючки, беспрепятственно вынесли на сооруженных на месте из портьер и алебард носилках Орландо, и на Масдае переправили его в домик тетушки Баунти. Там его уже ждали, лениво побулькивая в маленьком котелке на огне, все остальные ингредиенты снадобья. Торжественно Серый извлек из широких штанин золотое яблоко из сада Десперад, и оно было тщательно помыто, мелко порезано и добавлено в общую массу.

Потом фея приказала всем выйти на улицу и с полчаса подождать.

Самые голодные могли погрызть вафельный сруб колодца.

Но не прошло и двадцати минут, как из домика донесся радостный крик тетушки, и все трое, не дожидаясь приглашения, и бросив недоеденным последний венец, отталкивая друг друга, поспешили узнать его причину.

На знаменитой кровати, отбросив толстые блины-одеяла, сидел и непонимающе оглядывался по сторонам принц Орландо.

Быстрый перекрестный опрос показал, что он не помнил ничего, что с ним случилось после того, как заклинание самой юной феи обрело силу. При упоминании имени принцессы Оливии он лишь пожал плечами, но зато спросил, где сейчас его невеста, Розанна. Услышав, что в монастыре, он тут же вскочил, выбежал из домика и хотел было вскочить на одного из златогривых коней, чтобы немедленно мчаться туда, но Серый профессиональной подножкой намекнул ему, что не его, не лапай, но в качестве жеста доброй воли предложил лучше подбросить его на Масдае, если это не очень далеко.

Оставив позади обиженного, что его не взяли, Иванушку и обиженную, что на нее не обратили внимания, Елену, ковер взвился в небо и обернулся туда-обратно за четыре часа.

Успокоив всех, кого это интересовало, что все сложилось хорошо, что Орландо со слезами и пощечинами простили и даже в конце поцеловали, Серый тут же напомнил, что Кевин Франк в осажденном городе, поди, ждет своего златогривого коня как из печки пирога, и не дал отдохнуть от дороги своим спутникам. Так и не воспользовавшись гостеприимством феи, лишь прихватив с накрытого стола несколько бананов в шоколаде и торт с клубникой и взбитыми сливками, путешественники тронулись в путь.

Надо ли говорить, что когда остановились на привал, то ни бананов, ни торта среди припасов на Масдае уже не было.

— Сдуло нечаянно, — не очень убедительно соврал Серый и, сыто икнув, отказался от ужина.

Еще через два дня, к вечеру, большая их часть перешла, а меньшая — перелетела границу Вондерланда.

До Мюхенвальда оставалось полдня пути.

На этом привале, у костра, когда они уже почти улеглись спать, наконец собравшись с мужеством, но не настолько, чтобы взглянуть Волку в глаза, Иван и попросил его остаться завтра здесь караулить второго коня.

— А что же ты его с собой не берешь? — удивился Серый. — Такое диво дивное — вот бы народ-то бы поглазел!

— Н-нет… Не надо… лучше… Еще подумают… чего… не того…

— В смысле? — наморщил лоб Серый. — Чего «не того»? Насчет чего «не того»?

— Ну… Там… Всякое…

— Не понял. А чего «не того» тут можно подумать?

— Н-ну… люди всякое болтают… Хоть это и не так… А неприятно… Ну, покажется кому там что… Или еще чего… Случится… Там… так… Кхм. Значит.

Серый внимательно посмотрел на друга, завозившегося под его взглядом как уж на сковородке, недоуменно повел плечом и оставил попытки что-либо выяснить.

— А что же ты мадаму свою оставить с ним не хочешь? — вдруг пришло ему в голову.

Иванушка укоризненно посмотрел на него.

— Елене Прекрасной очень хочется посмотреть Мюхенвальд… Архитектуру… Музеи… Что там в моде… Носят… Музыка… Танцы… какие…

Волк саркастично скривил губы.

— Ага. Музыка. Танцы. Ну-ну. Ладно, я вас буду ждать на Лукоморском тракте, в лесу, в сторожке в сорока километрах от Мюхенвальда, где мы останавливались, когда туда ехали. Если помнишь.

— Помню, — с облегчением, понимая, что допрос окончен, кивнул Иван.

Но его понимание в эту ночь, кажется, дало сбой.

— А вот Кевин Франк-то как обрадуется!.. — мечтательно глядя на звезды, улыбнулся Волк. — Вот, скажет, мой настоящий верный друг приехал, не надул, и коня самого натурального златогривого привел — на, супостат, подавись…

— Ну, приехал… Что ж тут такого… Радость, подумаешь… — зябко передернув плечами, буркнул Иванушка, пристально глядя себе под ноги.

— Как это — «радость, подумаешь»? — искренне удивился Серый. — Да еще какая радость! Он от счастья прыгать до потолка Конвент-холла будет! Он, наверное, сколько лет прожил — а не встречал такого честного до идиотизма человека, как ты! Иной бы забрал птичку, и упорхнул. Или, вон, перекрашенного коня подсунул бы, и хоть бы хны. А ты — нет. Ты не такой…

— Перестань!!!

Серый испуганно замолк, Елена Прекрасная во сне всхлипнула и перевернулась на другой бок.

— Ты чего орешь? Разбудишь, вон, кралю свою — опять стонать начнет: «ой-ой-ой, земля жесткая, похлебка дымом воняет, дым — похлебкой, комары кусачие, муравьи ползучие, и что я тут вообще с вами делаю», — гнусавя и кривляясь, передразнил стеллийку Волк.

— Не надо… Не говори так…

— Как — «так»?

— Так… — повторил, не поднимая глаз, Иван. — Вот так вот… Не надо…

— Понятно объясняешь.

— Послушай, Сергий, — встрепенулся вдруг царевич, как будто вспомнив только что что-то важное. — У тебя ведь амулет на понимание всех языков цел еще?

— Цел, цел, — закивал головой Волк. — Хочешь, я угадаю, что ты сейчас попросишь?

— Ну, пожалуйста… Она же там в городе будет, а ты в лесу останешься… Тебе он там без надобности будет… А мы, когда вернемся, вернем его тебе, а?.. Пожалуйста… Ей так хотелось…

— А, кстати, она же в Шатт-аль-Шейхе без него прекрасно обходилась, — подозрительно прищурился Серый.

— Обходилась. Потому что у нее няня была из одного из городов Сулеймании — она ее языку и научила.

Серый махнул рукой и полез под рубаху за амулетом-переводчиком.

— Ты ей в Мюхенвальде вместо нарядов всяких да колечек лучше самоучитель лукоморского купи, — посоветовал он раздраженно. — На, забирай.

— Спасибо…

— На здоровье, — хмуро буркнул он. — Езжайте, развлекайтесь. Но если она тебе действительно нужна, не выпускай ее из виду.

— На что это ты намекаешь?!.. — вскинулся царевич.

— Так. Ни на что. Спи давай, — кинул ему под ноги амулет хмурый Волк и отвернулся.

Царевич обнял колени руками и опустил голову…

Их возвращение в Мюхенвальд Гарри в своих одах назовет звонким и ярким, как взрыв колокола, триумфальным и победоносным, как третье пришествие Памфамир-Памфалона, посрамляющим скулящих в грязи недругов и вдыхающим радость жизни в воспаривших друзей.