Пирс Энтони - Жгучая ложь

– Знаешь, а ведь это правда. Я никогда не испытывала таких ощущений. Я вся... Слушай, мужчины всегда так реагируют на женщин?

– Только на красивых, – буркнул я.

– Да... Пойми, до сего дня я и представить себе не могла, какие страсти одолевают мужчин. Как вам вообще удается сдерживаться?

– Порой это бывает непросто, – признал я, несколько смягчившись. – Когда такая милашка, как ты, лежит рядом и дышит...

Панихида снова рассмеялась:

– Да-да, мне все понятно. Теперь я знаю, что ты должен был чувствовать. И эта грязь, которая завелась в твоих мозгах... Наверное, она подействовала и на мое сознание. Ладно, не обращай внимания... Ох, Джордан, да ты никак был святым.

– Святых не бывает, – отозвался я уже довольно миролюбиво. – Они существуют лишь в обыкновенной мифологии. Надеюсь, ты кое-что поняла, как, впрочем, и я. Ведь раньше мне было невдомек, что значит быть женщиной.

– Прошу прошения, – сказала Панихида. – Я буду держать себя в руках.

– Вот и хорошо.

Мы помирились, но на всякий случай я держался от Панихиды подальше. И план побега мы в эту ночь больше не обсуждали.

Следующий день был похож на первый. Мы поели, разучили новую песню и пропели ее на пастбище коровяков. На сей раз к нам приблизились сразу три коровяка. Одна совсем молоденькая, почти телочка, голову ее украшали маленькие аккуратные рожки.

– М-мвы мрасиво м-моете, – промычала она, когда нам пришлось сделать маленький перерыв; петь беспрерывно целый день мы, разумеется, не могли.

Странное мычание привлекло мое внимание, оно показалось мне похожим на членораздельную речь. Конечно, речь эта была не слишком разборчивой, но ведь губы и язык у коров устроены совсем по-другому, чем у людей. Они приспособлены для мычания. Видимо, поэтому всякое слово начиналось у коровяки со звука "м", а некоторые звуки она просто не выговаривала. А коли так, что же она сказала? Ну конечно! «Вы красиво поете».

– Спасибо, – сказал я. – А ты прекрасно выглядишь.

– М-мрасивые месни, – с довольным видом промолвила она.

– Красивые песни, – согласился я, покосившись назад, не заподозрят ли чего гномы. – А что, весь ваш народ умеет говорить по-человечески?

Она покачала головой:

– М-мнет. М-молько мя. М-мой малант.

– Твой талант! – догадался я.

Считалось, что магическими талантами обладают лишь люди и родственные им существа, но ведь и коровяки походили на людей – только головы другие. А будучи полулюдьми, они могли обладать и душой, и магией. События приобретали интересный оборот. Хотелось бы только знать, удастся ли нам извлечь из этого какую-нибудь пользу. Мы отчаянно нуждались в чем-то, из чего можно извлечь пользу. Пропев еще пользу – прерываться надолго было опасно, – я снова заговорил с телочкой:

– Как тебя зовут?

– Му-у-ла. А мтебя?

Хотя она путала или вовсе не выговаривала некоторые созвучия, чем дольше мы разговаривали, тем легче становилось мне ее понимать.

– Панихида, – ответил я, ощутив легкий укол совести. Стыдно обманывать это дружелюбное, простодушное существо, но другого выхода не было. Старая, добрая варварская прямота по-прежнему казалась мне предпочтительной, но за последнее время я понял, что она не всегда уместна.

– Мма-ни-мхида, – старательно выговорила Мула.

– Ты прекрасно говоришь, – похвалил я, и ноздри телочки раздулись от удовольствия. Я склонился к ней поближе и доверительно произнес:

– Между нами, девочками, у меня есть секрет.

В глазах коровяки вспыхнуло любопытство. Все девчонки обожают секреты.

– Мекрет? – переспросила она, навострив покрытые шерсткой ушки.

– Да. Мы пленники гневливых гномов. Ты поможешь нам сбежать?

Мула растерянно наморщила нос:

– Млежать?

– Да не лежать, а сбежать. Поняла? Нам нужно сбежать, потому что гномы собираются сварить нас в большом горшке.

– Мнолыдой мбашке?

– Не в башке, а в горшке. В большом-пребольшом горшке. Мы должны убежать – завтра. Ты нам поможешь?

Коровьи брови поднялись, а уши неуверенно дернулись. Мула робко покосилась в сторону здоровенного малого с бычьей головой, который явно здесь заправлял.

– Завтра, – повторил я, – мы снова придем сюда. Поговорим с вашими вождями. А то ведь гномы заставят нас петь до тех пор, пока вы не останетесь без пастбищ.

Ночью мы должны были окончательно договориться о совместных действиях, поэтому мне пришлось доверить свое слабое женское тело изрядно поднабравшейся силенок Панихиде.

– Думаю, – прошептал я ей на ухо, – нам следует направиться прямо в гущу коровяков. Затеряемся в стаде, и гномы не решатся за нами гнаться. Ежели, конечно, главный бугай разрешит Муле нам помочь.

– Так-то оно так, но можно ли им доверять? – сказала Панихида с типично мужской подозрительностью. – Ты уверен, что они едят только мох?

– Во всяком случае, их рты не приспособлены для поедания мяса.

– Для человеческой речи они тоже не приспособлены.

– Говорит только Мула, это ее магический талант, – возразил я, хотя и сам испытывал определенное беспокойство. Мяса коровяки скорее всего не едят, но кто знает, что взбредет в их бычьи головы при виде моего... тьфу, при виде соблазнительного тела Панихиды. – В любом случае какой у нас выбор? Или бежать? или ждать, когда гномы разведут огонь под своим котлом.

Возможность угодить в котел вдохновляла Панихиду не больше, чем меня, и, чуток поразмыслив, она согласилась:

– Пожалуй, нам придется положиться на них. С виду эти коровяки вполне приличный народ.

– Значит, решено, – сказал я и попытался отодвинуться.

Но не тут-то было. Панихида держала меня крепко.

– Жаль, что тогда мне пришлось тебя убить, – ни с того ни с сего сказала она.

– Опять ты за свое, – сердито проворчал я, тщательно пытаясь высвободиться из стальных объятий. – Знаю я эти твои штучки.

– Какие еще штучки? – воскликнула она с притворным негодованием, но тут же печально рассмеялась:

– Конечно же, ты опять прав. Раньше мне и в голову не приходило, насколько мужчины и женщины отличаются друг от друга. Мне довелось испробовать множество обличий, но все они были женскими.

– Но ты могла бы превратиться и в мужчину, разве нет? Может, мне попробовать...

– Ничего не выйдет. Мой талант в том, чтобы менять облик, а вовсе не пол. Может, с виду тело и станет мужским, но суть все равно останется женской.

С одной стороны, это казалось вполне резонным, но с другой, мы оба после обмена телами стали воспринимать определенные качества противоположного пола – она мужского, а я женского. Форма определяет содержание! Стоп, но ведь я по-прежнему думал о себе как о мужчине, да и она наверное... Или не совсем так. Боюсь, есть вопросы, на которые нет простых ответов, и половой вопрос из их числа.