Александр Житинский - Дитя эпохи

– Все на сегодня, – сказал Прометей, и в кабинете возникла Галина Михайловна. – Я попрошу вас заняться с товарищем из телевидения, – сказал он ей.

– Сколько вы мне уделите времени? – спросил я сотрудницу, когда мы вышли из кабинета. Это был какой-то зарубежный стиль общения. Я к нему не привык, но мне он нравился.

– Сколько хотите, – ответила Галина Михайловна, зевая. За пределами кабинета время, оказывается, теряло свою ценность.

Галина Михайловна была аспиранткой Ажуева. Она исследовала какие-то центры в мозгу. С виду обыкновенная женщина. Полная и несколько ленивая. По-видимому, ей трудно было с профессором.

Мы пришли в лабораторию. Там стояли приборы и лабораторный стол. На столе помещалась кошка, лохматая, как мочалка. Ее мордочка была перетянута бинтами, из которых торчали провода. Вид у кошки был грустный. Она почему-то напомнила мне известный автопортрет Ван-Гога с отрезанным ухом.

– Гоша! – позвала аспирантка.

Я думал, что так зовут кошку. Но на этот зов из соседней комнаты пришел молодой человек в белом халате. Кошка встретила его неприветливо. Она выгнула спину и зашипела.

– Гоша, покажите нам реакцию на раздражение центров, – сказала аспирантка.

Гоша подошел к приборам, включил ток и начал планомерное издевательство над животным.

– Сейчас она голодная, – давала пояснения Галина Михайловна.

– Она всегда голодная, – проворчал Гоша. – Ужасно прожорливая кошка попалась.

– Подождите, Гоша… Мы даем раздражение в центр удовольствия от пищи. Дайте, Гоша!…

Гоша дал кошке порцию удовольствия. Кошка сыто прикрыла глаза, потянулась и выразила намерение улечься. Но улечься она не могла. Ее фиксировали ремни. Иначе кошка давно бы сбежала. И правильно бы сделала.

– Видите? Не получив пищи, кошка тем не менее испытывает состояние сытости, – сказала Галина Михайловна. – Ей хорошо сейчас.

Кошка повернула голову в проводах к Галине Михайловне. Кошкин взгляд ясно давал понять, что она не разделяет этого мнения.

– Здорово! – сказал я. – Можно, значит, вообще ее не кормить?

– В разумных пределах, – улыбнулась аспирантка.

– Пока не подохнет, – мрачно резюмировал Гоша.

Он передвинул какой-то рычажок, и кошка начала протяжно мяукать.

– Имитация сексуальной недостаточности, – пояснила аспирантка.

– Кота зовет, – перевел Гоша.

Эта кошка была сущей находкой для Дарова. Я уже предвкушал его удовольствие. Такой кошкой можно заполнить полчаса экранного времени. Повинуясь импульсам тока, кошка танцевала, зевала, умывалась лапками и виляла хвостом, как собака. «Зрители будут в восторге», – подумал я.

Прямо из университета я помчался в библиотеку. Там я набрал книг по нейрофизиологии и углубился в чтение. Сеченов, Павлов, памятник собаке… Памятника кошке не было, но, судя по всему, скоро будет.

Через три дня я принес профессору сценарий для просмотра. Максим Трофимович опять спихнул меня аспирантке. Она взяла сценарий и принялась читать его в той же лаборатории. На столе стояла совсем другая кошка. Ту, первую, следовательно, уже угробили.

Галина Михайловна прочитала половину, но тут вошел Гоша.

– Сдатчики пришли, – объявил он.

Сразу вслед за Гошей в лабораторию ввалилась толпа сдатчиков. Они принесли новую партию кошек для научных исследований. Впереди всех шел сдатчик-профессионал с мешком. Мешок шевелился и издавал неприятные звуки. Следом шли два пионера, каждый из которых тащил по кошке в авоське. Кошки образовали с авоськами живописные клубки, откуда торчало по хвосту. Гоша надел кожаные перчатки и принялся извлекать кошек из мешка профессионала. Там их оказалось семь штук.

– Эту не берем, – сказала аспирантка, возвращая сдатчику самую толстую кошку.

– Почему? – обиделся профессионал.

– Она беременная.

Профессионал засунул кошку обратно, взял квитанцию и удалился. Пионеры тоже сдали свою добычу, причем получили от Гоши нагоняй за то, что притащили кошек в сетках. Гоша их еле извлек оттуда.

– Сколько вы платите за кошку? – спросил я аспирантку.

– Рубль кошка, – ответила она, выписывая пионерам квитанции.

Гоша принял всех кошек и посадил их в большой ящик с решетчатым верхом. Мне стало как-то не по себе от такой науки. И кошек стало жалко до невозможности…

Галина Михайловна дочитала сценарий и одобрила его. Я правильно разобрался в деятельности Сеченова и Павлова. Через два часа сценарий уже лежал на столе Дарова. Старик услыхал про кошек и загорелся. Он немедля вызвал помрежа Аллочку и отправил ее в университет договариваться о проведении опытов в студии.

– Юноша, вы делаете поразительные успехи, – сказал мне Даров. – Скоро вы станете профессиональным журналистом.

Меня эта похвала не обрадовала. Может быть, потому, что до сих пор я был знаком только с одним профессиональным журналистом. Я имею в виду Симаковского.

Я предупредил Дарова о хронометрической мании нынешнего Прометея и уехал на работу. В конце концов, нужно заниматься и основной работой тоже. Шеф со мной уже месяц не разговаривал. Можно сказать, он меня не замечал. Я для него был потерянный наукой физик.

Только я углубился в свои исследования и начал восстанавливать репутацию, как меня снова призвали на студию. Даров рвал и метал. Оказывается, он дважды вызывал Ажуева на тракты, но не смог с ним встретиться. Они расходились во времени на считанные секунды. Профессор приезжал как часы, ждал тридцать секунд и уезжал. А Даров в это время разговаривал по телефону или распекал помрежа. В третий раз Прометей приехать отказался. Он сказал, что уже истратил на такси четыре рубля семьдесят три копейки и сомневается, что его гонорар покроет дальнейшие расходы. А в студии уже стояла вся аппаратура для демонстрации кошек.

– Петенька, ради Бога, притащите Прометея! – сказала мне Морошкина, чуть не плача.

Пришлось организовать блестящую операцию по доставке Прометея. Все было рассчитано по секундам. Университет, такси, Морошкина у подъезда, старик в студии, двадцатисемиминутный тракт, кошка урчит от напряжения, три минуты отдыха, такси, скрип тормозов, Ажуев в своем кабинете открывает заседание кафедры. Один час восемь минут, как и договаривались. Такси оплачивал я.

– Капризные у вас Прометеи, – сказал дядя Федя, когда я ему поведал эту историю.

В назначенный день передача состоялась. Я не стал звать друзей. Я смотрел ее с женой и детьми. Мне уже не хотелось, чтобы кто-нибудь знал об этой стороне моей деятельности. Но укрыться от популярности не удалось. Даров так меня возлюбил, что решил в титрах поставить мое имя. Раньше он этого не делал. Так и было написано: «Сценарий П. Верлухина». Я чуть не умер от стыда.