Юлия Набокова - Легенда Лукоморья.

Миновав совершенно пустую дорогу, мы вышли из деревни и припустили в сторону леса. Там, добравшись до первой лужайки, мы без сил рухнули в высокую траву и замолчали, переваривая последние события. Варфоломей запрыгнул на освещенную солнцем кочку и принялся яростно вылизываться. Первым не выдержал Коля. Приподнялся на локте, пожевывая травинку, и, не сводя с меня внимательного взгляда, спросил:

— И как ты это сделала?

— Я не знаю.

— Не ври,— жестко сказал Коля.— Вода разнесла дом в щепки и залила полдеревни. Такое даже мне не под силу.— Он осекся и ожесточенно сплюнул травинку.

Ах, вот в чем дело! Умыла я тебя, чародей ты наш великий?

— А что, ты самый крутой кудесник в Лукоморье? Что-то я не заметила этого, когда ты спасал нас от пожара.

Коля сжал зубы и не проронил ни слова.

— Я умею оживлять свои мысли.— Я клацнула зубами, ежась в мокрой одежде.— В этом мое волшебство.

— То, которого ты лишилась? — хмыкнул Коля.— Значит, ты уже восстановила силы?

Вместо ответа я встала с земли, огляделась по сторонам и зашагала к поникшей березке, на ветвях которой пульсировала зеленая паутина. Протянула руку — и в тот же миг отдернула ее.

— И что это значит? — прозвучал позади голос Коли.

— Нет,— покачала головой я.— Не восстановила.

— Тогда как ты сделала то, что сделала?!

— Не спрашивай. Я не знаю.

— Но надо разобраться!

— Не сейчас. Нет времени. Нам надо найти Любаву.

— И где же мы будем ее искать? — скептически выгнул бровь Коля.

— А ты как думаешь? Здесь, конечно. Куда еще могла отправиться чародейка на ночь глядя? Вряд ли она расставляет свои сети днем, когда в лесу полно народу да и Леший не дремлет. Поймаем ее, как говорится, с поличным.

— А потом что? — подал голос кот.

— Попросим все исправить. Ты себя как чувствуешь? Если что, хватит сил убедить девушку покаяться в содеянном и снять порчу?

— Хватит, не волнуйся.— Коля по-молодецки тряхнул мокрым чубом.

— Тогда,— меня передернуло от пробирающего холода,— может, истратишь капельку своей волшебной силушки, чтобы высушить нашу одежду?

Коля с удивлением глянул на меня, но ничего не сказал. Только провел рукой передо мной, и на меня дыхнуло жаром. Я невольно отшатнулась, вспомнив раскаленное нутро избы Любавы с кружившим вокруг нас пламенем.

— Ты что? — с волнением спросил Коля.

— Порядок,— успокоила его я и, проведя ладонью по сухой одежде, сказала: — Спасибо.

— Давай-давай, издевайся,— буркнул он и отвернулся.

Видно, никак не может мне простить, что я спасла нас обоих от гибели, а он всего лишь применил мелкое бытовое заклинание. Что ж, не буду его переубеждать, сейчас его лучше оставить в покое. Вон как обиделся, даже забыл свою одежду высушить — а с его кушака целый ручей стекает.

В полной тишине мы кружили по лесу не меньше часа. Любава, может, уже давно свои ловушки понаставила и домой вернулась. Сейчас как раз ходит по развалинам и клянет нас во весь голос.

— Вот что, нам надо в деревню вернуться,— озвучивая мои предположения, произнес Коля.

— То-то Любава нам обрадуется! — заметила я.

— Обрадуется — не обрадуется, а нам без нее путы не снять. Уж лучше мы ее возле дома дождемся, чем по лесу плутать без толку.

Пришлось признать его правоту и повернуть обратно к деревне. Но Коля не стал возвращаться на проторенную дорогу, а указал на неприметную тропинку.

— Тут напрямик к деревне выйдем, — пояснил он. — И быстрее получится.

Тропинка оставляла жуткое впечатление. И так-то прогулка по лесу, окутанному злой магией, была мрачной, но тут казалось, что за каждым кустом притаилось чудовище, корни каждого дерева точат черви, а в кроне беспокойно бьется неприкаянная душа.

Однако поводов беспокоиться не было — в пределах видимости не было ни одной магической паутины. Но чем дальше мы шли, тем больше хотелось свернуть с тропинки и бежать прочь. А ощущение, что впереди мы увидим что-то страшное, все больше крепло.

— Долго еще? — не выдержала я, обходя очередное разлапистое «чудовище».

— Уже совсем близко,— пояснил Коля.— Сейчас свернем вон за той рябиной, а там напрямик всего ничего.

Обнадеженная его словами, я прибавила шагу, обогнала Колю, первой обошла рябину и так и замерла с занесенной ногой. Варфоломей вжался в землю и зашипел. Куда ни глянь, повсюду была паутина. Она опутывала деревья и траву: кружевным пологом, раскинутым от кроны к кроне, застилала небо и плотным ковром покрывала землю. Нога замерла в нескольких сантиметрах от паутины. Еще шажок — и не выбраться из смертельной ловушки, в которой уже есть одна жертва. Между деревьями по краям дороги натянут в воздухе плотный холст паутины, и на нем, окутанная, как гусеница коконом, в метре над землей, безжизненно повисла Любава. В ее лице не осталось ни кровинки, под глазами — черные провалы, словно нарисованные углем, но самое страшное — у нее нет губ.

— Ты чего столбом стоишь? — Голос Коли оглушает, и, прежде чем случится непоправимое, я оборачиваюсь и толкаю его прочь, раньше чем он столкнет меня в паутину и ступит в нее следом.

— Ты что? — обиженно вскрикнул он, но взглянул на меня и осекся.

— Иди за мной, только осторожно,— предупредила его я и подвела на два шага к паутине.

Краска схлынула с лица парня, и тот сделался такого же цвета, как Любава.

— Давай назад,— потянула его я, испугавшись, что паутина действует на него и на расстоянии.

— Я ее вижу,— прошептал он, потрясенно глядя перед собой.

— Любаву?

— Паутину!

Интересные дела. На озере ничего не видел, на поляне не видел, а сейчас прозрел. Или паутина обрела уже такую мощь, что видна и невооруженным взглядом?

— По... мо...— донесся еле слышный шелест, и паутина, растянутая между деревьев, чуть шевельнулась.— По... мо... ги... те...

И я с ужасом увидела, как белое, словно мел, лицо Любавы прорезает тонкая щель. Впечатление было таким жутким, что я не сразу поняла, что никакой щели нет, это шевельнулись губы чародейки — такие же белые, как кожа, почти незаметные на лице.

— По... мо... ги... те...— с усилием повторила она, глядя на нас с невыразимым мучением.

— Но как? — воскликнул Коля, не оставшийся равнодушным к страданиям чародейки.

— Ос... та... но... ви... те... ее,— выдохнула Любава и безвольно обвисла в паутине.

Коля выругался и принялся махать руками и бормотать что-то под нос. Я отстраненно смотрела на его старания. Уж если он не смог растопить ледяной кокон, в который угодила я, где уж ему справиться с паутиной?

— Так ты ничего не добьешься. Лучше попробуй привести ее в чувство,— посоветовала я.— Пусть расскажет, как снять чары.

Коля чего-то там забормотал, вытянул руку, и солнечный зайчик скользнул по белой щеке Любавы, а ее ресницы дрогнули. Встретившись с ней взглядом, я торопливо отвела глаза. Столько боли и отчаяния я не видела никогда в жизни.