Сергей Мусаниф - Во имя рейтинга

Зашибись.

«Хранители времени» опоздали. Если они на самом деле захотят уничтожить туннель, им придется штурмовать здание при помощи танковой бригады и батальона десантников.

После работы я взял такси, но отпустил его у первого же телефона-автомата. Звонить Максу с работы я не решился. Все наши телефоны давно уже могли стоять на прослушивании, а контакты сотрудников корпорации с бывшими сотрудниками ее же отнюдь не приветствуются.

Макс сразу взял трубку, и мы договорились о встрече в баре на окраине города.

Он пришел не один.

Его спутником был высокий мужчина средних лет с прической хиппи, но обладающий военной выправкой и резкими, экономичными движениями. Макс представил его как Хола Клементса, боевого руководителя «хранителей времени».

— Я рад, что, протрезвев, ты не забыл о нашем разговоре и решил продолжить знакомство с хранителями, — сказал Макс. — Хол полагает… Впрочем, он сам может тебе рассказать.

Хол Клементс, если это было его настоящее имя, в чем я сомневаюсь (кажется, так звали какого-то писателя-фантаста), повертел в пальцах стакан с виски, затем отставил его в сторону и заговорил:

— Я не фанатик, не луддит и не противник технического прогресса в целом. Однако мне не нравится современное телевидение, а больше всего мне не нравится новое реалити-шоу. Я считаю, что физикой должны заниматься физики, а не олигархи, и что открытия должны идти на пользу всему человечеству, а не ограниченному кругу лиц, набивающих свой карман. Более того, я полагаю эксперименты со временем, самой неизученной на данный момент стихией, безрассудными и опасными.

— Вы правы, — сказал я. — Но проблема уже не только в физике. Помимо временных парадоксов мы столкнулись с кое-чем похуже.

И я рассказал им о моей встрече с Афиной Палладой и о желании мистера Картрайта вмешаться в естественный ход событий.

Странно, но они не приняли меня за сумасшедшего. Они даже не улыбались, слушая мой рассказ.

Полковник Трэвис

— Ты убил Атрида и занял его место. — Слова падали с губ верховного божества тяжело, словно камни. — Ты не выполнил мою волю, и, несмотря на то что Патрокл не вышел из битвы, он пал не от твоей руки. Ты по-прежнему должен мне, смертный.

На нас с Лаэртидом Зевс не обращал никакого внимания. Словно мы были мошками, не стоящими отдельного взгляда.

Судя по выражению лица Одиссея, он был совсем не против такого отношения к нему Громовержца. Еще Лаэртиду было страшно.

И интересно одновременно.

— Чью жизнь ты будешь требовать теперь, Громовержец?

Впервые я видел верховного бога греков так близко, фактически лицом к лицу.

Боги греков не были всемогущими, всезнающими и вездесущими. И еще они не были милостивыми и способными к прощению. Это были суровые боги суровых людей, и, положа руку на сердце, я должен признать, что этот тип внушал уважение.

Интересно, а что чувствуют люди, которые в него верят?

— В прошлый раз я говорил с тобой, как с воином по имени Диомед, ванактом Аргоса, не способным повлиять на решения вашего главы. Теперь я обращаюсь к первому воеводе ахейского войска. Цена, которую ты должен уплатить, выросла соразмерно с твоим положением.

— Назови ее, Дий.

— Троя. Я хочу, чтобы вы уничтожили этот город. Сожгли его, стерли с лица матери Геи. Вырезали всех его жителей. Прошлись огнем и мечом по всей этой земле.

— А хетты?

— С моей поддержкой ты сокрушишь не только Трою, но и хеттов. Дорийцев, варваров, которых вы так боитесь. Низвергнешь ванакта Черной Земли и завоюешь себе великую империю от эфиопов до гипербореев.

— Именно это собирался сделать Агамемнон, — сказал Диомед. — Ему ты тоже обещал свою помощь, Высокогремящий? Я вижу, она ему не помогла.

— Агамемнон был слаб. Все кому не лень вертели им, как хотели. Не удивлюсь, если бы в итоге его зарезала собственная жена. Ты не такой, ванакт Диомед.

— Ты даже не представляешь себе, насколько я не такой, Кронид, — сказал Диомед. — Что будет, если мы с тобой не договоримся?

— Смерть, — сказал Зевс. — Аид примет и вас, и троянцев. Дорийцы и хетты поделят ваши земли между собой.

— Но это будет и ваша смерть тоже, — сказал Одиссей. — Когда умрет последний ахеец, вы отправитесь в свой собственный Тартар. Хетты не верят в вас. И дорийцы тоже. Мы — смертные, мы — солдаты, и смерти не боимся. А вы?

— Ты глуп, человек, — сказал Зевс, не поворачивая головы. — А я всегда добиваюсь того, чего хочу.

Я обратил внимание, что Зевс назвал Лаэртида «человеком», а не «смертным». Что это? Признание того факта, что он смертен и сам? Или просто попытка указать хитроумному его место?

Бог угрожал Диомеду. Но боги не должны угрожать, они должны повелевать. Угрожают ведь только равным.

Человек не стал бы грозить муравью, оказавшемуся у него на дороге. Он бы его просто раздавил.

Зевс почему-то не хочет нас давить. Или уже не может?

— Через сутки вы выйдете на битву и сокрушите троянцев, — сообщил Зевс. — Или вы на себе познаете ярость Отца Богов.

И он исчез. Что хорошо в положении бога — он всегда может оставить за собой последнее слово.

— Мне это не нравится, — сказал Диомед, и все мы прекрасно поняли, что он имел в виду под словом «это». — Я терпеть не могу, когда меня к чему-то принуждают.

— Но что мы можем сделать? Пойти против воли Зевса?

— Сдается мне, ребята, — сказал я, — что вы не в тех богов верите.

Дэн

— Они не боги, — сказал я. — По крайней мере, не боги в том понимании, какое мы вкладываем в это слово. Они не творцы, не имеют никакого отношения к возникновению этого мира, и возможности их ограничены. Они просто пришли откуда-то, в данном случае не имеет значения, откуда именно, и заняли пустующую нишу. Мне кажется, разумнее было бы именовать их идолами или кумирами, но раз уж мы начали именовать их богами, то будем придерживаться этой терминологии. Боги с маленькой буквы «бы».

— Какая разница, как их называть, — пробурчал Хол. — Вопрос в другом. Как их сразить.

— Сила богов в вере людей, — сказал я. — Чем большее количество людей верит в того же Зевса, тем сильнее бьет молния в его руках. Мы на пороге катастрофы, коллеги. Сколько почитателей у олимпийцев было в Древней Греции? Все ее население не насчитывает и двух миллионов человек. И тем не менее боги были достаточно могущественны. Они швырялись в своих врагов островами и уничтожали целые города одним махом. А мы, не ведая, что творим, поспособствовали процессу, в результате которого в древних богов готовы уверовать сотни миллионов человек.

Мы подарили богам последний шанс.

Троянская война, возвращение героев домой и последствия, которые это возвращение вызвало, было концом мифов Древней Греции. После них не было уже ничего. Эллада не устояла перед вторжением извне, и долгое время лежала под железной пятой завоевателя. Примерно в это же время вера в богов с Олимпа умерла. Боги ли отгородились от смертных, сами ли смертные потеряли веру, но факт оставался фактом — богов на Земле больше не видели. Очевидно, греки успели сообразить, что мир гораздо больше, чем они думали вначале, и вряд ли горстка интриганов с Олимпа способна контролировать его целиком.