Сергей Платов - Зимнее обострение

— Точно! — обрадовался Старко. — По старой дружбе влепите нам по десятке и быстренько вышлете из города под конвоем.

— А то у Берендея нрав суровый.

— Под горячую руку точно на кол посадит.

— Или голову отрубит.

— Или и то и другое, если особенно не в духе будет.

— Может, договоримся?

Последние слова были сказаны таким заискивающим тоном, что Илюха презрительно скривился. Пора было заканчивать этот балаган.

— Значит так, — начал Илюха и бросил на подозреваемых самый строгий из своих взглядов, — все, что тут сказали уважаемая Феврония Халявщица и ясноокий Студнеслав, должным образом оформлено и приобщено к делу. В любой момент я могу дать этому ход и передать вас с рук на руки Берендею. Но для пользы дела я этого делать не буду. Пока не буду!

Илюха сделал такое ударение на слово «пока», что Старко с Гордоном ощутимо вздрогнули.

— А сейчас…

Чисто из вредности Солнцевский выдержал длительную театральную паузу и, только убедившись, что подозреваемые дошли до нужной кондиции, продолжил:

— Как проигравшие в конкурсе «Настучи на ближнего своего», вы сейчас приводите «Чумные палаты» в порядок. И учтите, работу будет принимать наш домовой, а он халтуру за версту чует.

Из-за печки раздалось одобрительное кряхтение.

Дважды повторять Солнцевскому не пришлось. Уже приготовившиеся к самому худшему Гордон и Старко даже не пытались скрыть своего бурного ликования. Они принялись восстанавливать сломанные двери с таким энтузиазмом, что Солнцевский пожалел, что не назначил более строгого наказания. За него это сделала Соловейка, она строгим голосом приказала ко всему прочему почистить во дворе снег и натаскать дров. Никаких возражений не последовало, и буквально через час оба подозреваемых, выполнив поставленную перед ними задачу, покинули «Чумные палаты».

Илюха посмотрел в окно на удаляющихся горе-стукачей и задумчиво заметил:

— Хорошо…

— Что хорошо? — не поняла Соловейка.

— Хорошо, что у Берендея с Агриппиной будет сын и трон не достанется никому из этой жуткой компании. Представить страшно, что стало бы с Киевом, если бы до власти добрался кто-нибудь из них.

— Именно поэтому нужно как можно быстрее обезопасить будущего наследника, — резонно заметила Любава.

— Именно! — согласился Солнцевский. — Как ты думаешь, в свете произошедших событий, тянут на первое место среди подозреваемых Феврония со своим отпрыском? Уж больно старательно конкурентов топили.

— Тянут. Хотя Гордон со Старко это место уступили только из-за плохой физической подготовки.

— Да уж, спортивная школа Малого Халявца оказалась на высоте, — улыбнулся старший богатырь. — Кстати, а что думает наш главный специалист в сыскном деле?

Тут Солнцевский наконец заметил, что рогатая составляющая его команды в горнице отсутствует. Он тут же бросился в сени, там обследовал вешалку и сдавленно зарычал.

— Ушел, — хмуро констатировал Илюха.

— Кто ушел?

— Изя ушел, — сквозь зубы процедил старший богатырь и сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки, — пока мы тут порядок наводили.

— Далеко не уйдет, — философски заметила Соловейка, — не похоже на запланированный, продуманный поступок, скорее, минутный порыв.

— Когда я его разыщу, за эти прекрасные порывы придушу собственной рукой, — посулил Солнцевский. — Похоже, я знаю, почему он смылся.

Илюха собрался было поведать Любаве о тех сомнениях в профессиональных качествах их рогатого коллеги, что сформулировались в его голове поутру, но тут неожиданно подала голос попритихшая совесть.

— Что ты все о работе, да о работе, открой глаза, дурень!

Солнцевский последовал совету совести и взглянул на Соловейку. Взглянул и тут же потупил взор. Совести этого конечно же показалось мало.

— Перед тобой стоит не младший богатырь твоей дружины, а прежде всего ЖЕН-ЩИ-НА!

На последнем этом слове совесть сделала особое ударение и проговорила его по слогам.

— Красивая и сексуальная! — продолжила свое черное дело совесть. — Мало того, ты ей очень нравишься, а она нравится тебе!

Илюха отрицательно замотал головой.

— Дома вы одни, Изи не будет долго, идеальная возможность выяснить ваши отношения.

Вновь знак отрицания.

— Да ладно, чего ты кобенишься? Смотри, она какая! — Илюха наконец поднял глаза на недоумевающую боевую подругу.

— Итак, глаза ты уже заметил, волосы тоже, пойдем дальше, — лукаво заговорила совесть, — грудь, талия, ноги, то, что сзади… Помнишь, ты как-то случайно заглянул в баню, когда там парилась Любава?

Солнцевский отчетливо заскрипел зубами.

— И ни капельки я не повторяюсь. Прошлый раз мы вспоминали, как ты застал ее в душе, а теперь в бане. Согласись, вещи разные, хотя сногсшибательная фигура и там и там была одна.

Коварная совесть специально сделала паузу, чтобы ее слова дошли до глубины сознания старшего богатыря.

— Хотя в чем-то ты прав, спрашивать тебя, помнишь ли ты эти два события, по меньшей мере, глупо, такое не забывается, — добила Солнцевского совесть и с чувством выполненного долга временно притихла.

Впервые Илюха был с ней совершенно согласен: забыть увиденное действительно было невозможно. Нахлынувшие воспоминания закрутились в голове с такой яркостью, что он даже не понял, что обращается к нему уже не совесть-соблазнительница, а…

— Илюш, с тобой все в порядке? — осторожно поинтересовалась Соловейка.

— Что? — очнулся от сладостных воспоминаний Илюха.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Солнцевский отчаянно затряс головой и пришел в себя.

— Нет, не можешь, — отрезал он, — и вообще, я сейчас ухожу на службу, а ты останешься дома.

— Почему это? — обиженно вскинула черную бровь бывшая разбойница.

— Потому что ты мне будешь мешать, — выпалил Солнцевский и осекся на полуслове.

Ну не рассказывать же, в самом деле, про проснувшуюся совесть, которая настроена очень решительно и, судя по всему, не остановится ни перед чем, чтобы достичь поставленной цели. Что в присутствии Соловейки он просто не сможет думать про задание Берендея, что она ему очень нравится, что даже возможно он ее лю… Стоп, хватит бросаться словами, так можно зайти слишком далеко.

— И вообще, это приказ, а приказы не обсуждаются! Ты дома, Мотя с тобой.

— Но я… — пролепетала Соловейка, с трудом сдерживая предательски рвущиеся наружу слезы.

— Сама говорила, что на службе главное дисциплина, — отрезал Солнцевский, — вот и потрудись сама эту дисциплину соблюдать.

Он старался говорить как можно более равнодушным тоном, но это оказалось не так и просто. Слезы уже текли по щекам Любавы. Столь грубое и официальное отношение к себе со стороны Илюхи оказалось для нее слишком сильным ударом.