Евгений Якубович - Кодекс джиннов

А неизвестный процесс внутри фляги шел полным ходом. Она раскалилась настолько, что ее невозможно стало держать в руках. Давление газа стремительно нарастало, как в паровом котле с неисправным предохранительным клапаном. Стенки фляги стали выгибаться на глазах.

Коля принял единственно правильное в данной ситуации решение. Он бросил флягу в дальний угол камеры, а сам распластался на полу лицом вниз, ногами к эпицентру предполагаемого взрыва и прикрыл голову ладонями.

Бомба рванула не сразу. Примерно полминуты она бурлила, дым с сипением вырывался из горлышка. Фляга вращалась на месте, как ядро, выпущенное из бомбарды. Стало слышно, как внутри кто-то глухо ругается на непонятном языке. Наконец фляга взорвалась. Фонтан осколков брызнул по камере, чудом не ранив мужественного штурмана Дальнего флота. Камера наполнилась удушливым дымом, удивительно похожим на дым из кальяна, который курил Махмуддин.

Коля, как всегда при соприкосновении с этой субстанцией, закашлялся. Когда приступ кашля прошел, землянин увидел, что дым собрался в компактный комок, размером с котенка. Он метался по камере, как маленькая комета, оставляя за собой короткий клубящийся хвост.

Дым явно был разумен – его хаотичные движения по камере на глазах становились все более осмысленными. Все чаще и чаще дымный сгусток останавливался у небольшого зарешеченного окошка камеры, как бы прикидывая возможность слинять из камеры.

Коля понял, что пора действовать. Он вспомнил последние указания джинна и громко произнес:

– Раб, займи свое место!

Сгусток дыма замер на месте. Он свернулся в небольшой смерч и покачивался в ожидании. Смерч больше не пытался ускользнуть в окно, но и подчиниться Коле тоже не спешил. Чего-то не хватало. Коля вздохнул, и здесь бюрократия.

– Я приказываю согласно пятнадцатому пункту Кодекса Джиннов!

Теперь все было в порядке. Раздалась уже знакомая ругань, и с дымом стали происходить метаморфозы. Он начал расти на глазах, одновременно густея, становясь вещественным и принимая знакомые очертания. Вот наверху показалась голова в чалме, потом плечи, затем сформировался знакомый необъятный живот и, наконец, коротенькие кривые ноги в расшитых золотом тапочках с загнутыми носами. Дым исчез и перед Колей стоял его старый знакомый – джинн Махмуддин.

Как только он принял человеческий вид, кулон переводчик на шее у Коли заработал в полную силу. Впрочем, ничего нового Коля не услышал.

– Какой сын шелудивого ишака и хромой верблю… Коля, это ты?

– Здравствуйте, Махмуддин-аглай! – вежливый Коля решил, что это будет наилучшим началом для беседы.

– Издеваешься, да? – ворчливо сказал джинн. Потом что-то вспомнил и нехотя добавил, – Слушаю и повинуюсь.

– Оставьте этот тон, Махмуддин. Честное слово, я бы ни за что не вызвал вас, если бы не обстоятельства.

– Обстоятельства-шмостоятельства, – проворчал джинн. – Можно подумать, мне больше делать нечего. Еще и рабом назвал.

– Но, Махмуддин, дорогой мой, войдите в мое положение!

– Войду, войду – довольно двусмысленно пообещал джинн. – Только ты пока быстренько скажи мне, кто тебя надоумил на этот поступок, и я весь в твоем распоряжении.

Коля с облегчением объяснил, что идея отнюдь не его, и рассказал о ночном визите двух джиннов.

– Говоришь у него бородавка на левой щеке? – после недолгого молчания уточнил джинн.

– Ага, противная такая и из нее волос торчит.

Махмуддин задумчиво кивнул.

– А слугу звали Кердым-бей?

– Да.

Махмуддин некоторое время сидел молча, переваривая информацию. Затем внезапно вскочил и принялся бегать по камере. Его необъятный живот при этом мотался из стороны в сторону, немилосердно колотя его по коленям и грозя сбить с ног. Но джинн был настолько поглощен своим занятием, что не обращал внимания на мелкие неудобства – Махмуддин стенал.

– О, мерзкий сын шелудивого шакала и хромой верблюдицы! Продать меня в рабство именно в тот момент, когда милостивый взор падишаха вновь снизошел на меня! И отец его был сыном шакала, и мать его деда…

Ублюдочные дети шакала и верблюдицы сыпались изо рта Махмуддина обильным, но до одурения однообразным потоком. Отправить его к Черчу на обучение, что ли, – мелькнула у Коли мысль.

Набегавшись по камере и разобравшись с родословной своего недруга, Махмуддин успокоился, присел на корточки перед Колей и со вздохом сообщил:

– Его зовут Фаргоддин.

– Кого? – переспросил Коля.

– Этого сына шелу…

– Стоп! – Коля не выдержал. – Махмуддин, пожалуйста, постарайтесь впредь обходиться без зоологической терминологии. Слышать ее больше не могу!

Джинн тут же послушался.

– Как скажешь. Я только хотел сообщить, что узнал того джинна. Это тот самый придворный, который после меня служил советником при падишахе. Теперь ты понял все неизмеримое коварство этой интриги?

В Колиных глазах промелькнул огонек понимания.

– Кажется, я начинаю понимать.

– Да тут и понимать нечего! – снова взорвался джинн. – Этот недостойный благородного имени джиннов подлец лишил меня места, чтобы самому занять его. Он придумал этот коварный план, чтобы удалить меня из дворца, и в мое отсутствие снова захватить мою должность. Он наверняка уже сидит у падишаха, и они вдвоем обсуждают мое исчезновение. Готов поклясться, что Фаргоддин убеждает падишаха, что с моей стороны это было оскорблением величия падишаха, и что он, Фаргоддин, всегда говорил, что этому Махмуддину доверять никак нельзя, и та история с гномами тоже не была случайностью. А вот он всегда был и останется верным слугой падишаха.

В голосе джинна появилась нотка отчаяния.

– Падишах едва простил мне предыдущие грехи, и только-только снизошел снова облагодетельствовать меня. У меня уже намыливался такой замечательный контракт с поставщиками. А тут я опять пропадаю, прямо у на глазах у падишаха. Мы сидели и играли с твоей приставкой, и вдруг я исчез. Боюсь даже представить, в какой гнев впал наш падишах. Все, на этот раз никакие объяснения и никакие подарки уже не помогут. Я буду навечно отлучен от двора! – Махмуддин вздохнул и уже совершенно спокойным голосом добавил, – Какой ужас!

Выговорившись, джинн впал в оцепенение. Коля из солидарности помолчал пару минут, затем перешел к делу.

– Махмуддин, вы же знаете, как я вас люблю и уважаю. Я бы ни за что не решился на такое, но вы только посмотрите, что они со мной сделали.

– С тобой? – в сознание джинна постепенно проникала мысль, что кто-то еще, кроме него любимого, может оказаться в беде. – А с тобой-то что случилось?

– Махмуддин, оглядитесь вокруг, пожалуйста.

– Что такое? Ты в тюрьме? Кто посмел!

– Приговор председателя Добротворительного Комитета. Мне дали пожизненное заключение.