Лана Туулли - Короли и Звездочеты

- Урааууу! - заорал Кот.

«Лот, ты дурак,» - подытожил Лотринаэн полчаса спустя, наблюдая, как офигевшее от наркотика создание экстатически прыгает по мебели, качается на зеленых ползущих по стенам побегах, таранит круглым лбом шкафчик с ритуальным топориком, насилует бедный ботинок Вована и во всю глотку распевает пошлые куплеты на диалекте южных провинций Вечной Империи Ци.

Дрожащие от кошачьих воплей Жора и Вован - Георгий Александрович Аладьин, кандидат социологических наук, и Владимир Романович Поспелов, доктор экологии, - обнявшись, ждали, когда придет их смертный час. Потом, когда вопли ненадолго стихли, они осторожно, на цыпочках, подкрались к компьютеру и принялись судорожно набирать отчет о прошедшем дне: «У Юрия начались видения. Он возомнил себя котом и воспылал низменной страстью к обуви и зелени». «Эксперимент забуксовал,» - добавил Жора после оживленной, но бессодержательной дискуссии: «Возможны жертвы среди экспериментирующего состава».

Черно-Белый Кот вовсю наслаждался жизнью.

Охотники добрались до фермы Курезадова засветло, часов в пять вечера. Прытковецкий заглушил мотор, «Октавин» с небольшим усилием разжал крепко впившиеся в дверцу пальцы и вышел из машины вслед за Волковым.

Начальник охраны Объекта сначала хотел зло прикрикнуть - дескать, знай свое место, потом подумал, что так будет надежнее. Волкову не давала покоя мысль, что может сказать или натворить гость из другого мира, если вдруг его бросить без присмотра.

Во дворе большого белого дома, принадлежавшего семейству Курезадовых, обнаружился ярко-желтый автобус, вокруг которого суетились полтора десятка юношей и девушек - как обычно, в джинсах, с рюкзаками, свернутыми палатками, гитарами и бережно упакованным в мешковины тупым оружием.

- Что здесь происходит? - сердито и внушительно рыкнул Волков.

Моментально подскочил заискивающе улыбающийся Курезадов. Какая радость, сам Константин Сергеевич пожаловали! Не угодно ли отдохнуть с дороги? не угодно ли свежий шашлычок? Не угодно ли…

- Давай, - согласился Октавио, прежде, чем Волков успел рот открыть. Начальник охраны собрался испепелить наглеца взглядом, но тот уже завязал легкую непринужденную беседу с женой Курезадова, выбежавшей кланяться. Октавио расцеловал женщину в щеки, так же, с чувством, приложился к знаменитой, вспоминаемой при каждом удобном случае маме Курезадова - старушке в черных одеждах, выбежавшей ругаться, что ее невестку целует без спроса незнакомый мужчина. Курезадов опешил и целую минуту стоял, открыв рот, не в силах вымолвить ни слова, и отмер только тогда, когда в дверях появилась его старшая дочь - «нежный пэрсик», по выражению любящего отца.

«Нежный пэрсик» - красивая девятнадцатилетняя девица, чернобровая, статная, с живыми блестящими глазами, - смерила Октавио взглядом хищницы и решительно шагнула навстречу. Мать и бабка вцепились в подол ее платья, пытаясь удержать романтический порыв легкомысленной юности, сам Курезадов зашарил по одежде в поисках чего-то - то ли мобильного телефона, то ли обильного бумажника, то ли дедовского кинжала.

К счастью, обошлось без жертв - Октавио отвесил глубокий поклон и чинно поцеловал красотке руку, чем вызвал вздохи зависти у группы студентов, благодарный взгляд со стороны бабки Курезадовой и вздох разочарования от самого «пэрсика».

- А может, шашлычок? - автоматически повторил предложение торгаш.

- Сказал же - давай, - повторил Октавио и отправился знакомиться с молодежью.

Волков едва не пристрелил «Октавина» на месте.

Под разнос попали Прытковецкий и Курезадов. Первому Волков велел превратиться в тень «сержанта Октавина», следовать за ним всюду и ни на миг не упускать из виду, а второго, проводив за угол, схватил за грудки, поднял в воздух и спросил бешеным шепотом: что, падла, тебе жить надоело? Тебе ж сказали, чтоб завязывал со своим туристическим бизнесом! Чего, твою досаду, не понятно?

- Так мне Анна Никаноровна по велению Мазая Арутюновича сами сказали, что все уже кончилось, - пролепетал перепуганный бизнесмен. - Утром, когда мы по телефону разговаривали… Я и решил, что уже опять можно…

- Ты, баран усатый, еще скажи, что думать умеешь, - рыкнул Волков. - Убирай их всех отсюда к ядреным матренам! Если до ночи они не уберутся, я из тебя самого шашлык сделаю!

- Мамой клянусь - не могу! - запричитал Курезадов.

Из судорожных клятв выяснилось, что автомобильные рейсы нынче в цене, урожай клубники доставляются в город усиленными темпами; последний шофер, присутствующий на ферме, уже сдал свой пост и тут же, отойдя от автобуса на пятнадцать шагов, поспешил напиться. В качестве страховки, - объяснил Курезадов, - чтоб ночью не работать. Волков лично не погнушался произвести оценку недееспособности трудяги - тот отыскался на сеновале, где сладко спал, зарывшись в душистое сено. И действительно был нетрудоспособен - Волков и материл, и отвесил солидный подзатыльник, но шофер только невнятно послал донимающего его «комарика», перевернулся на другой бок и продолжил сладко мечтать о чем-то приятном, распространяя ароматы молодого вина.

- Завтра же утром, - грозно потребовал Волков у Курезадова. - Погрузишь всех в автобус, и пусть уматывают обратно в город.

- Слушаюсь, - козырнул левой рукой Курезадов. - А… а деньги?

- Деньги оставь себе, - раздраженно отмахнулся Волков, прикидывая свои дальнейшие действия.

- А может, коньячок? - оживился Курезадов. - У меня есть нечто замечательное - для себя берег, мамой клянусь, но, ради встречи с вами, дорогой Константин Сергеевич…

- Иди ты…

Спустившись с сеновала, Волков застал картину, способную вселить мир и спокойствие в девяносто девять процентов страждущих душ. Туристы под чутким руководством Прытковецкого складывали костер, а в стороне, у небольшого загона, двое работников Курезадова, плюс «сержант Октавин», выбирали из десятка барашков самого вкусного. Девушки - усиленные тремя поколениями женщин семьи Курезадовых - сновали между домом и импровизированным лагерем, организовывая сервировку и закуску.

На этом празднике жизни хмурый, мрачный, подмигивающий нервным тиком Волков выглядел инородным телом.

Впрочем, выбор был невелик - пристрелить всех оболтусов и идиотов, мешающихся под ногами, сейчас, или дождаться ночи и сделать задуманное с меньшим треском и при минимальном количестве свидетелей…

В сердцах плюнув, Волков выбрал второе.

Барашек отблеял свое, Курезадов, на радостях, что новый сотрудник охраны Объекта демонстративно игнорирует его дочь, пожертвовал бутылку коньяка и целую баклагу вина; костер играл золотистыми языками, шашлычок шипел на угольях… Один из туристов настроил гитару и торжественно объявил: