Евгений Якубович - Программист для преисподней

Фестивальный палаточный лагерь был разбит в живописном горном урочище, рядом с широким пологим склоном, в конце которого стояла не слишком аккуратно сколоченная сцена. Сам склон назывался Фестивальная Гора. На нем, как в природном амфитеатре, располагались зрители во время концертов. Место было удобно еще и тем, что неподалеку располагались здания туристической базы, к которой организаторы были привязаны электричеством и другими материальными благами. Также на базе размещали столичных гостей, которым по рангу не полагалось спать в палатках.

Каценович сидел в заднем ряду актового зала турбазы. Было свободно, это еще не был фестивальный концерт. В зале проходила так называемая «творческая мастерская». Это мероприятие появилось на фестивалях авторской песни недавно, и к нему относились довольно настороженно. Имелось в виду, что известные профессиональные поэты и композиторы будут слушать песни начинающих самодеятельных авторов и давать полезные советы. Для молодых провинциальных авторов это, действительно, была едва ли не единственная возможность получить профессиональную оценку. Они толпились в очереди возле сцены, а самих зрителей в зале было немного.

Первым на сцену вышел никому неизвестный молодой парнишка. Он спел песню, которая начиналась словами «Вы куда, мужики, это только ведь в книжках красиво…». Песня посвящалась уезжающим за границу друзьям. На взгляд Каценовича, песня получилась. Он уже слышал ее утром, когда сам проводил отборочное прослушивание, и тут же включил ее в основную конкурсную программу фестиваля. Было видно, что написано от сердца, что переживает парень и за тех, кто уезжает в неизвестность, и за тех, кто остается здесь, в известной заранее ситуации, которая хуже любой неизвестности. Настроение у самого Каценовича было примерно таким же. Вот уже не первый год его друзья, один за другим, уезжали.

После прослушивания Каценович разыскал парня, узнал, что его зовут Миша, что живет он в маленьком шахтерском поселке, работает, как и все, на руднике. Выяснилось, что парень закончил в своем поселке музыкальную школу по классу гитары. В шахтерском городке, построенном в пятидесятые годы заключенными возле рудника со стратегическим металлом, в городке, который и сам не многим отличался от зоны, была музыкальная школа. Красивое двухэтажное здание, с большим концертным залом, с колоннами и бюстом Чайковского перед входом. Класс гитары вел неизвестно как оказавшийся там, великолепный музыкант и, что важнее, – прекрасный педагог. Каценович, сам классный гитарист, попросил парня поиграть, затем тоже схватил гитару, и они, забыв о времени, не обращая внимания на окружившую их толпу, долго играли дуэтом. Играли все подряд: начали с классики авторской песни, ненавязчиво перешли на “Битлз” и закончили Уэссом Монтгомери.

Здесь, в зале, Каценович сидел как рядовой зритель. Ему доверили только провести предварительное прослушивание участников, чтобы не допустить к конкурсу откровенно слабые песни. Для основного конкурса было сформировано более представительное жюри из приглашенных светил жанра, во главе с неким Уваловым, столичным поэтом, публицистом и общественным деятелем, который возглавлял движение авторской песни по официальной линии. Вот этот поэт-общественник и вел сегодня творческую мастерскую.

Песню приняли очень тепло. Довольный Каценович уже предвкушал, что завтра этот парнишка получит лауреата за своих «мужиков», как он про себя назвал эту песню. А потом будет заключительный концерт внизу, в городе, и песня прозвучит там, с большой сцены центрального Дворца Культуры. Но мэтру песня не понравилась. Увалов начальственно откашлялся, выдержал паузу и изрек:

– Вы, молодой человек, не в ладах с русским языком. Вот вы используете обращение «мужики». Слово «мужик» означает крепкого русского человека, такого крестьянина с окладистой бородой. Или рабочего, тоже настоящего трудящегося человека. А у вас там кто? Уезжающие сапожники, цеховики да крутилы всякие? К тому же, и не русские они вообще… Нет, – высказав еще несколько подобных глупостей, закончил Увалов, – очень слабая песня, я бы даже сказал, ненужная песня.

Оплеванный Мишка молча ушел со сцены. Ждущие своей очереди авторы испуганно притихли. Председатель оргкомитета, просчитав ситуацию, быстро вызвал следующего участника. Песня оказалась совершенно нейтральной, и жюри энергично взялось за обсуждение; было видно, что все стремятся поскорее уничтожить возникшую неловкость.

Каценович дождался конца еще одного выступления – бледная, изможденного вида девица пела стихи Цветаевой под блатной набор аккордов – и под начавшиеся дебаты корифеев незаметно вышел из зала. Возле входа на турбазу он встретил расстроенного Мишку, возле которого стоял Совин и что-то ему втолковывал. Каценович подошел к ним и услышал окончание разговора.

– И вообще, – говорил Совин, – меняешь первую фразу, и выходишь сразу на Гран-при фестиваля.

– Как я ее поменяю? – удивленно спросил Мишка.

– Очень просто. Как там у тебя было, «Вы куда, мужики»? Переделай на «Куда вы, жиды». И все. Увалов первый проголосует «за».

– Перестань, Сова, парень ведь всерьез тебя воспринимает, – вмешался Каценович.

– А я серьезно говорю: если такое дерьмо, как Увалов, придирается к песне, значит, порядок, песня хорошая, и ее надо петь. Ты, Миш, кстати, запиши мне слова. Давай вот прямо сейчас, пока не потерялись в этой суматохе.

Совин не был антисемитом в полном понимании этого слова. Что у Совина действительно было, так это естественное, как он считал, пренебрежение человека чрезвычайно физически крепкого и абсолютно здорового к низкорослой, субтильной породе среднеазиатских евреев.

А вот Каценовича Совин любил. Регулярно встречаясь на фестивалях, и имея примерно одинаковый репертуар, что свидетельствовало о совпадении если не всего мировоззрения, то хотя бы литературно-музыкального вкуса, они прекрасно пели дуэтом. Правда, только для своих: на сцене вдвоем им было нечего делать. Высокий, крепко скроенный Совин и щуплый низенький Каценович – выступая вдвоем, на сцене они выглядели до карикатурности странно. «Ребятки, – заявил им как-то один режиссер, – а вы попробуйте. Вам и делать ничего не надо, просто выйдете на сцену, и будете иметь всеобщее внимание. Правда, об умном петь не советую…»

На этом творческая мастерская для Каценовича закончилась. Было еще много дел: надо было составить список выступающих на конкурсном концерте («…все равно Мишку пропихну», – подумал он), подготовить тексты песен для жюри, и главное, – он еще не со всеми встретился. На чужих фестивалях спокойнее: занимаешься только собой, а здесь приходилось исполнять хозяйские обязанности.