Анджей Сапковский - Бестиарий

Ко червям, а не к гадам причисляется. Хвостом ранит, вонзая жало и ад по всему телу распуская, чем убивает как дважды два — четыре. Знать однако ж не помешает, что никогда — приникогда скорпион в ладонь не укусит, чем шарлатаны всяческие пользуются. Кладут скорпиона на ладонь и народ обманывают, говоря, что, дескать, такая у них сила преогромная, что червь сей их не угрызет.

Змея, название свое с того берет, что шкура у нее блестящая и цветистая, тысячами расцветок переливающаяся [11] Scytala — род змеи (греч.)\ scitalus — изящный, хорошенький (лат.). . В том сциталуса хитрость, что жертва заместо того, чтобы убегать, глядит на нее в изумлении и восхищении, словно дура какая, и от яду ее гибнет, забывши о поговорке: не все то золото, что блестит.

Хоть и змееподобен и даже латинское название (Anguika) змеи (Anguis) носит, все же не змея, я рыба есть. Мясо зело смачно, однако переваривается с трудом. Говорит о том «Regimen Sanitatis Saiernitanum», сообщая при этом рецепт, как с поименованным несварением управляться:

Сие есть птица, в Аравийских краях живущая, коя название свое с того получила, что перья у нее цвета финикийского пурпура, финикиянами в городе Тире из раковин добываемого. Един лишь единый феникс на свете живет он пятьсот лет, после чего, когда уж старость ему боле жить не дозволяет, возводит он себе из мирры, фимиама и корицы костер, садится на него и крылами столь могуче полощет, что костер тот от солнца занимается, феникс ему еще крыльев маханием жару додает и от того в огне погибает. Однако же чрез девять дней из пепла взлетает — ибо из его сожженного праха рождается червь, а из ко бабочка из гусеницы, обновленный и молодой феникс восстает.

Именем таким у нас из-за щуплости тела ее называют, минское же свое имя Lucus она от Lupus'a, волка, ведет, аки волк хищна и ненасытна. Схватить щуку ловкость немалая нужна, поелику хитра Щука, особливо в опасности находясь, когда хвостом своим тину и ил взбаламутит. Вот и лови ее тогда в мутной-то воде.

Есть сие рыбка меньше локтя в размерах, свое название оттуда берет, что корабль задерживает, ко днищу его присосавшись. И пусть даже вихрь дует, стихия бушует и буря вокруг громыхает, уж ежели эхена к кораблю прицепится, то корабль не дрогнет, а будет на месте стоять, словно, прошу прощения, чертяка на свадьбе. Himc Latini moram appellant, ea quod cogat stare navigia.

Рыба преогромнейшая, размерами самому левиафану почти равная [13] От jaceo (лат.) — простираться. . Мы знаем о ней из Истории о святом Брендане и о морской оного перегринации. Так вот, в некий день после долгого по морям бескрайним плавания заметил святой Брендан со товарищи остров, на коий, по твердой земле под стопами истосковавшись, они не мешкая высадились. Допрежь всего возвел святой Брендан алтарь, осмь месс одну за другой отслужил, а поелику от этого он сам и экипаж его оголодали, то, огонь распаливши, решили похлебку сварить. И в тот же час остров затрясся и начал в пучину морскую погружаться, да так быстро, что едва путешественники на корабль свой поспели. Ибо был то никакой не остров, а рыба яконий, спиною своею по-над водою выступающая. Из этого мораль: коли имеешь пищу духовную, не думай о похлебке.

Говорят, мол это есть змей летающий [14] От jacio (лат.) — змея, стремительно бросающаяся на свою жертву , так и Лукан в своих «Фарсалиях» зовет ее: jaculique volantes, однако ж это не совсем правда, ибо якул отнюдь не летает, а в кронах деревьев отсиживается и сверху неожиданно на проходящих с быстротою страшною и силой, яко убийственный снаряд кидается. Отсюда и название его берется, от jaculor — метать снаряд, пронзать.

О ней в «Hortus Sanitatis» милостивого государя Иакоба Мейденбаха читай, там же гравюру зри, на коей рыба та весьма искусно изображена. Из слизи и слюны рыбы сей янтарь получается, коий потом волнами на берег морской выбрасывается, и там его отыскать можно.

Один из страшнейших демонов Бретани, нет такого призрака, которого бы бретонцы боялись больше, чем анку; Ибо этот призрак предвещает смерть. Худой как скелет, высокий, седовласый, одетый в черный плащ и черный остроконечный колпак, анку (всегда в сумерки, перед самым наступлением полной темноты) является глазам человека которому предстоит умереть, на кошмарно скрипящей телеге, запряженной чудовищно тощей кобылой желтоватой масти. Если другие предзнаменования и смертоносные знамения (стук совы в окно, галка на чердаке, ворона на пороге) могут быть ошибочными и ложными, то в случае анку ошибка абсолютно исключена. Человек, услышавший скрип телеги и увидевший демона, скончается в течение ближайших трех-семи дней.

По некоторым теориям, анку — призрак первого покойника, похороненного на данном кладбище, так что чаще всего он оказывается духом воистину доисторическим, чем-то вроде кладбищенского genius loci [16] Местный гений (в данном случае — гений кладбища) (лат.). . Если же кладбище новое, то в анку превращается первый торжественно погребенный здесь покойник.

Преотвратнейшая ведьма, мерзкая людоедка с огромными железными зубами, костлявая и горбатая баба с длинным носом, украшенным большущей бородавкой, нередко (в русском фольклоре) одноглазая и хромая, с одной усохшей («костяной») ногой. Проживает в лесных дебрях и темных пущах в самоходной избушке на курьих ножках, а на короткие рейды отправляется в ступе, заметая за собой следы метлой. Известна из таких сказок, как «Три царства», «Царь-девица» и «Ивашка». Порой бывает связана — даже супружескими узами — с другой фигурой русского фольклора, Змеем Горынычем.

Более поздние версии (братья Гримм) снабжают Бабу-Ягу пряничным домиком, а ее-добычей делают детей, неразумно углубившихся в лес. Ясь и Малгося (братец Иванушка и сестрица Аленушка и пр.) отправляются к избушке Яги, привлеченные — вот дурашки! — рассыпанными на тропинке лакомствами, да и сам домик пытаются обкусывать и лизать. Бруно Беттельгейм считает этот сладкий домик символом детских оральных влечений и примитивного стремления к самоудовлетворению, более сильных даже, чем инстинкт самосохранения. Регресс детей к неосознанной младенческой оральности приводит к тому, что они вступают в конфронтацию с персонификацией той же оральности, но уже деструктивного характера — Бабой-Ягой. Детям грозит опасность быть съеденными. Баба-Яга хватает их и запирает в клетке, чтобы перед тем как взяться за приготовление из них вожделенного блюда, подкормить их «до кондиции».